Крылья и оковы материнской любви - Ева Весельницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А откуда взялось это знание, как зародилось? Где источник, которым питается уверенность в своей правоте, а иногда и в единственности своей правоты?
Культура. Разность культур, совместимость и несовместимость культур, попытки создать мульти-культурный мир, которые проваливаются не только на уровне государств, но и на уровне отдельно взятой семьи. А социально-психологический мир – это как раз та система, которая транслирует культурные истоки и особенности на бытовой уровень, который переводит иногда очень общие положения в конкретику поступков.
Назовите хоть один социально-психологический мир, хоть одну культуру, где уважение к матери, почитание матери не было бы среди самых главных требований. Не получится. Да и как иначе? Обожествление материнского начала берет свои истоки в такой древности, что хочется сказать – так было всегда. А как тут не обожествлять порождение новой жизни, залог продолжения существования? Обожествление материнства – следствие обожествления природы, источника жизни.
Какой могучий и древний источник, причем практически общий для человечества, а сколько мнений, сколько споров, сколько способов реализации! Все вроде бы говорят об одном и том же, а понимания все меньше.
Да в том-то и дело, что, все, получающее свое начало в отношении к матери и материнству из природы – только одна нога, на которой стоит вся система мотивации к деторождению и благодарности за это.
Уже давным-давно, хоть и поют до сих пор песни о матери, как самом главном существе в жизни человека, в действительности-то общество, любое общество человеков присвоило себе право собственности на человеческого детеныша и смотрит на мать, как на лицо, которому поручено и доверено этого человека воспитать, вырастить и обществу готовенького предоставить. А вот как воспитать и кого вырастить, вот тут-то общество через ближайших, через все тот же «соцпсих» и объяснит, и расскажет, какую мать будем считать хорошей, какую плохой. Именно поэтому «защита материнства и детства» чаще всего превращается в защиту права конкретного общества предъявлять именно те требования, ожидания и соответствия, которые живут в этом обществе.
Так никуда мы не денемся от конфликта между двумя системами, претендующими на любого ребенка и руководящими любой матерью, и от культуры, передающейся по законам социального наследования и социумом.
Но в данном случае нас все-таки больше заботит и интересует мать, а не нужды общества, потому что мир меняется, а материнство остается. И каждая мать, оставаясь один на один со своим ребенком, действует так, как представляет себе наиболее правильным.
Слышу, слышу. А как же те, что бросают, оставляют, отказываются? А они ничем не отличаются от остальных, они тоже действуют так, как считают наиболее правильным.
Может быть, вы помните легенду о Фудзияме. Там было принято престарелых родителей относить на гору умирать, а лишних младенцев выбрасывать. Они считали это правильным, оправданным и освещенным традициями предков, их бытовым пониманием культуры.
...
Совсем недавно был у меня такой случай в самолете. Стюардесса объясняет правила поведения в случае разгерметизации: сначала наденьте маску на себя, а потом на ребенка. Рядом со мной сидела женщина средних лет, наверное, она первый раз услышала, в действительности услышала, и обратила внимание на то, что сказала стюардесса. Какая у нее была бурная реакция: «Да это что ж такое, да как это сначала о себе, а потом о ребенке?!» Она за неимением трибуны обратила все свое возмущение ко мне, в надежде найти поддержку. Я попыталась ей объяснить, что это разумно, что мать должна позаботиться о себе, чтобы иметь возможность заботиться о ребенке, а не терять сознание, тем самым подвергая ребенка еще большей опасности.
Прибегнув к логике, я не справилась, пришлось перейти на эмоции и художественное описание, как-то мы все-таки нашли общий язык и переключились на то, что для того, чтобы быть хорошей матерью, надо учиться. Вот где я получила феноменальную демонстрацию мощи социального наследования и силе «соцпсиха». Всю оставшуюся дорогу мне объясняли, что «хорошая» мать всегда и так знает, что нужно ее ребенку, это заложено в женской природе.
С моей точки зрения, в женской природе, именно природе заложено не больше, чем задумала природа, создавая род Homo sapiens, заложены инстинкты, а инстинкты работают, как известно, до какого-то предела. Конечно, моя собеседница имела в виду не только и не столько биологическую природу, сколько социальную, именно те знания, которые закладываются культурным наследием, они могут быть прекрасны, но они опасны. Ведь если человек не дал себе труда задуматься, почему так правильно и это хорошо, в нашем быстро меняющемся мире, когда дети живут уже совсем в другой среде, нежели их родители, это консервативное знание, скорее всего, не сработает и начнутся причитания и стоны на тему ужасного времени, неблагодарных детей и несчастных, положивших на них свою жизнь, родителей. Обязательно начнутся.
Итак, получается, что вопрос, хороша мать или плоха, решается тем, насколько полно и точно выполняет женщина требования социума или требования социально-психологического мира, к которому она принадлежит. Критерии не в ней, в конечном итоге, критерии вне ее. Вопрос решается внешним судьей – общественным мнением.
...
«Что ж ты позволила ему в институт не идти, как же он без высшего образования, ни денег, ни положения?» – «Нет, – говорит мать, – все у нас хорошо, с отцом работает, не пьет, девушку хорошую нашел, будет кому за нами на старости лет присматривать. Ничего вы не понимаете. Я хорошая мать».
...
«Как же так, вы такие интеллигентные, образованные люди, а он вдруг в военное училище, так ладно бы в науку, в штаб, а он по горячим точкам мотается, жизнью рискует и никак в войну не наиграется?». – «Ох, и не знаю, что мы не так сделали, такой послушный всегда был, школу с золотой медалью закончил, а тут вдруг. До сих пор ума не приложу, что с ним случилось. Наверное, я оказалась плохой матерью».
...
«Какой у вас сын замечательный. Карьеру сделал, в столице живет. Денег куча, жена – картинка». – «А что хорошего? Совсем чужой стал. Не того мы с отцом хотели».
Так что же делать? Есть ли вообще это понятие – хорошая или плохая мать? Можно ли говорить не о «соцпсихе» и не о социуме? Что остается, если выйти за рамки социального заказа или требований родового клана? И остается ли что-то? Есть ли это понятие в рамках нравственных категорий?
Мне кажется, что ответ искать можно только в мире, где живет душа, в мире переживаний. В том мире, который существует за счет совместных переживаний людей, опирается на резонанс души, разума, тела с душой, разумом, телом другого человека. Существует совсем другой критерий, когда благодаря или вопреки всему тому, что происходило во внешней жизни между матерью и ребенком, мимо всех внешних похвал и нареканий, мы слышим, как ребенок, не поддаваясь социальному и прочему давлению, шепчет упрямо, или кричит сквозь слезы, или открыто и гордо говорит: «У меня самая лучшая на свете мама, я ее очень люблю».
