Здесь и сейчас - Гийом Мюссо

20 часов

Час домашних заданий. Я приготовил зеленый чай. Лиза завернулась в мою рубашку. Лежа в постели и вооружившись ручками, мы занялись своими делами.

Лиза углубилась в нумерологию, пытаясь проникнуть в тайну маяка — вряд ли с успехом! — через символику числа 24: 24 часа в сутках, 24 карата — чистое золото, 24 кадра в секунду в кинофильмах, 24 исцеления Христа в Евангелии, 24 элемента, из которых состоит наше тело…

А я заполнял анкету Пруста.[36]Лиза-скачала ее для меня, чтобы лучше меня узнать.

23 часа

Мы с Лизой отправились в бар «Эмпаньяда Папас» поужинать. Бар в двух шагах от дома, там шумно и дымно, но зато потрясающе готовят мясо на углях. Я сидел за столиком и смотрел, как Лиза пробиралась сквозь толпу, держа в руках по бутылке «Короны», за которыми ходила к стойке.

Улыбка, мягкие движения, сияние бриллианта. Почему я раньше ее не встретил? Почему не имею права жить, как все люди? В приглушенном свете звучание медных труб становилось сиянием ее медовых волос. Лиза поставила бутылки на стол и села рядом со мной.

Весь день я не переставал удивляться слаженности наших движений, единству наших мыслей, мы жили в одном ритме, мы понимали друг друга без слов.

Однако мексиканские часы в виде черепа, тикая на стене, напоминали, что приближается время отправляться в путь.

О вспомни, с Временем тягаться бесполезно,

Оно без промаха играющий игрок.[37]

Неожиданно всплывшие в памяти строки Бодлера из школьных уроков литературы пришлись как нельзя кстати.

Как смеет судьба так жестоко со мной обходиться?

5 часов утра

Комната тонула в серебристом лунном свете. Безнадежный взгляд на часы. Холодок страха в животе. Я поднялся, стараясь двигаться бесшумно.

Надел рубашку, брюки, кроссовки, куртку. Лучше подготовиться заранее.

Я чувствовал: у меня за спиной Лиза. И наверное, она крепко спит. Вдруг ее рука легла мне на живот, поцелуи побежали по шее к затылку.

— Мне не верится, что ты сейчас исчезнешь, — шепнула она и подтолкнула меня к стулу возле маленького письменного столика.

Я сел на стул, она устроилась у меня на коленях, сбросив ночнушку.

Я подставил ладони, я ласкал ее груди, любуясь ими в голубоватых предрассветных сумерках. Тонкие пальчики взлохматили мои волосы. Лиза прижалась к моим губам, приподняла попку, помогая мне войти, прижалась, и мы стали ритмично покачиваться.

Она откинула голову назад. Я видел ее полузакрытые глаза, полуоткрытые губы.

Мои руки снова потянулись к ее груди, и тут все передо мной поплыло. Закружилась голова. Я стал задыхаться.

Иголочки побежали по всему телу. Перед глазами замелькали черные пятна. Ноздри щекотал сладкий запах флердоранжа.

Нет! Только не сейчас!

Лиза ускорила ритм нашей скачки, я крепко прижал ее к себе, стараясь не упустить ни одного ее стона, уцепиться за нежный запах ее кожи.

Лишь бы остаться еще на минуту. На несколько секунд.

Здесь и сейчас.

Лиза смотрела мне в глаза. Я почувствовал дрожь, пробежавшую по ее телу.

Волна наслаждения подхватила ее, понесла.

На самом ее пике она выкрикнула: «Артур!»

Но меня с ней уже не было.

Какое преступление я совершил, что должен так жестоко расплачиваться?

Какой смертный грех искупаю?

Торные дороги достаются слабым.

Герман Гессе

0

Момент пробуждения — вещь не самая приятная. Но на этот раз все проходило на удивление мягко. Вереск, безвременник, запах роз. Я очнулся на траве недавно подстриженного газона.

Протер глаза, встал, помассировал плечи. Совсем светло. День был прохладный. Деньги оказались при мне, в кармане куртки, а вот штаны спустились чуть ли не до колен, я быстренько подтянул их и застегнулся.

Солнце поднялось совсем невысоко. Деревья полыхали осенним багрянцем. Я был в саду красивого городского дома.

На ступеньках крыльца лежала газета в пластиковой упаковке. Наверное, только что принес мальчик-газетчик. Я посмотрел адрес: район Грамерси-парка. И дату тоже посмотрел — 31 октября 1998-го.

Хеллоуин.

Мирная идиллия продлилась недолго. Тишину нарушил яростный собачий лай. Ко мне кинулись два здоровенных дога, я мигом оказался на кованой решетке, а потом и по другую ее сторону. Упал мешком на асфальт. От собак спасся, но повредил щиколотку.

1

На такси до Амстердам-авеню. Вверх по лестнице. Звонок в дверь. И еще один. Длинный. Изумление в глазах Лизы, стоящей на пороге. Мое самолюбивое удовлетворение: в квартире нет другого мужчины. Взаимная неловкость, которую приходится преодолевать.

Мы были на разных берегах, нам нужно было наводить мосты. Мне всякий раз становилось жутко, когда я представлял себя на месте Лизы. Я понимал: ей нужно время, чтобы справиться с шоком, понимал, что мы с ней в разных временных потоках: она не видела меня больше года, я расстался с ней несколько часов назад…

Я человек исчезающий. Человек без будущего. Человек-пунктир. Жадный до жизни, но без единой перспективы. Обязанный жить быстро. Каждый день со свистом, как на русских горках. Быстро и полноценно, чтобы воспоминаний хватило на целый год.

2

Да, я человек исчезающий, но зато я ничего не забываю.

Как все другие дни, этот пролетел быстрее молнии. Мы вместе спешили жить и вместе горько предвосхищали расставание.

Помню улыбки хеллоуинских тыкв во всех окнах и парках.

И в книжном магазине тоже, том самом, на Юнион-сквер, где мы читали стихи Эмили Дикинсон.

Помню саксофониста, который играл в Сентрал-парке у фонтана Бетесда саундтрек к фильму «Джонни Д».