Мефодий Буслаев. Маг полуночи - Дмитрий Емец

– Храм Вечного Ристалища – это кошмарноеместо! Место, не подвластное ни нам, стражам света, ни стражам тьмы. Там внутрине действуют ни силы дархов мрака, ни первосила. Туда не решится зайти никто.Это верная гибель для каждого самого могучего мага… Верная смерть! Сколько размы посылали туда гонцов, людей, сильных магов, сколько искателей приключенийзабредали туда с самыми свежими идеями, горячими сердцами, надежными картами.Сколько уверенных в успехах чародеев переступали порог Храма, и ни один – ниодин не вернулся. Как-то целых двадцать магов вуду из секты играющих со смертьюнаправились туда. Они поклялись, что или погибнут все, или пройдут лабиринт.Вначале они для пробы запустили в лабиринт сотню мышей и полсотни кроликов. Тесразу разбежались хаотично, без всякой системы. Все сгинули без следа,рассыпались мелким пепельным прахом, который даже и прахом-то нельзя былоназвать. Не было ни крови, ни жалобного писка, ни раздавленных костей, но магивуду и без этого знают, когда наступает смерть. Лишь одна мышь случайнымизигзагами добежала до десятой плиты и остановилась там, вполне живая издоровая. Тогда один из магов вуду отправился по следам этой счастливой мыши,наступая на те же плиты, что и она, с мешком полным лягушек. Все это маги вудупринесли с собой, ибо никакие из заклинаний здесь не имели силы. Едва магступил на десятую плиту, как мышь рассыпалась прахом. Вначале лапы, хвост, апотом и тело. Маг вскрикнул. Он понял, что десятая плита тоже убивала, ноубивала отсроченно. Ее надо было проходить быстро, очень быстро, но обязательнопроходить! И еще он понял, что у него осталось всего несколько минут. Но он былнастоящий маг вуду – из тех, кто, заранее готовясь к смерти, спят в каменнойусыпальнице и едят вилками из костей учителей своих учителей. Он выпустил измешка всех лягушек, и они запрыгали кто куда. Лишь одна из них прошла еще шестьплит, но, когда попыталась перескочить на седьмую, исчезла. Тогда маг вудуоглянулся на своих, улыбнулся им и пошел по следам той лягушки. Остальные магисмотрели с порога, как он идет. Он прошел четыре плиты, а когда ступил напятую, его нога вдруг рассыпалась прахом, а потом рассыпался и он сам… Его прахостался на пятнадцатой плите. Счет, впрочем, условен. Как я уже сказал,правильные плиты лабиринта идут вразброс.

– Но почему так рано? Он слишком долгозадержался на десятой? – спросила Даф.

– Не думаю. Скорее, он не очень точноповторил то, что сделала лягушка. Четырнадцатая плита была медленной плитой. Наней нужно было задержаться не меньше минуты, как это сделала случайно лягушка.Маг же покинул ее слишком быстро, и плита наказала его за торопливость… Послепервого мага пошел второй. Ему неожиданно повезло. Он добрался до шестнадцатойплиты – той самой, до которой не дошел его предшественник, а затем довольнолихо прошел еще девять плит. Причем только пять плит ему помогли пройти мыши.Следующие четыре угадал он сам. А потом он угадал еще две. Только угадал ихтак, что лучше об этом вообще не говорить. Он споткнулся и упал вперед на руки.Его руки, которые он выставил вперед, были на двадцать седьмой плите, а ноги осталисьна безопасной двадцать пятой. На двадцать шестой же плите лежал прах. Его прах…Третий маг вуду добрался до двадцать седьмой плиты, благополучно перепрыгнувчерез двадцать шестую. Но он совершил ошибку: выпустил кроликов не на ту плиту,где стоял сам, а на соседнюю, которая оказалась плитой-ловушкой. Нет, кроликине сгинули. Но они все остались на этой плите и никак не могли с нее выскочить,толкаясь, словно в невидимые стеклянные стены. Двенадцать белых кроликов вловушке пустоты. Магу стоило бы запускать их по одному, но, думаю, онрастерялся. Пытаясь исправить ошибку, он сам шагнул на одну из соседних плит ивнезапно стал хохотать. Он хохотал, как будто был очень счастлив, а ноги егоувязали в плите, как в трясине. Так он и исчез, хохоча и показывая пальцемкуда-то в пустоту, как будто видел то, что его крайне забавляло.

– Он так ничего и не узнал? –взволнованно спросила Даф.

Троил пожал плечами:

– Почему? Кое-что он все же узнал, аименно то, что двадцать восьмая плита – ловушка, а двадцать девятая – плитасмеющейся трясины. Четвертый маг-вуду прошел еще несколько плит, пока тридцатьчетвертая плита не поставила точку на его грустной жизни. Остальные магивидели, как он застыл на месте, вздрогнул, словно его чем-то укололи, а потомвдруг присел на корточки и на что-то уставился. Он зачерпывал что-то горстями,удивленно и радостно улыбался и, поднимая руки, разжимал их, точно пересыпалмонеты. Затем лицо его стало хищным, жадным, черты заострились, в глазахпоявился болезненный блеск. А руки его все пересыпали и пересыпали невидимоезолото. Так продолжалось довольно долго, пока очертания мага не сталипрозрачными и он не исчез. Тогда оставшиеся маги отметили на плане эту плитукак опасную, и на квадраты пола шагнул следующий колдун вуду. Ему удалосьблагополучно миновать несколько ловушек, пока он не попал на плитубессмысленной гонки. Так ее потом назвали. Тут он вдруг подскочил, прищелкнулногами, а после побежал как ненормальный, точно опаздывал куда-то и хотелуспеть. Он несся, падал, вскакивал, снова бежал, задыхался, обливался потом, апод конец уже почти полз, потому что у него не было сил встать. Такпродолжалось много часов, пока он не упал мертвым. Вот только бежал он наместе, оставаясь на одной плите. Шестой или, возможно, седьмой колдун вудудошел до сороковой плиты, в то время, как пущенная им мышь добежала почти досорок второй. Но колдуна постигло то, что никак не могло постичь мышь. Он попална плиту безумного говорения. Он говорил, кричал, спорил сам с собой,размахивал руками, грозил кому-то пальцем, кого-то снисходительно одобрял,снова вещал, потом охрип и почти шипел, но все равно продолжал говорить. И всеэто с крайне самодовольным видом оратора, знающего некую последнюю истину. Этовыглядело странно, потому что прежде он был известен за человека крайнемолчаливого и даже пришибленного. Зато умер он сущим Демосфеном. Следующийколдун вуду убил сам себя с огромной ненавистью – должно быть, думал, чтосражается с врагом. Буквально разодрал себя в клочья зубами и ногтями, а подконец выглядел очень довольным. Наверно, понял, что его лютый враг уже мертв.Вот только врагом-то был он сам. Еще один дошел почти до пятидесятой плиты, апотом – целый и невредимый – вдруг сел на пол, горько заплакал и умер отуныния. Тот, кто сменил его, благополучно миновал опасную плиту, но ужеследующая сожгла его огнем честолюбия. Огонь – можешь поверить – был самымнастоящим, равно как и пепел. Вот только сам горевший явно не испытывал боли ине замечал пламени. Он так и шел, высоко подняв голову, пока еще мог идти…

Троил замолчал и облизал губы.

– Странно все это как-то, – сказалаДаф. – С такими плитами от мышей уже никакого толку – хоть легионы пускай.Среди мышей нет честолюбцев, жмотов и болтунов.