Девять жизней - Наталья Тудаль

— Как хочешь, — холодно процедил мужчина и пошел к машине.

Василий, неизменно подпирающий собой господский автомобиль, поторопился открыть дверку своему высокомерному хозяину. Тот, не сказав больше ни слова, более того, даже не обернувшись, сел в машину. Тихо, почти неслышно, заработал мотор, и автомобиль исчез за поворотом.

А я стояла столбом, глядя на все еще открытую калитку и с глухой тоской осознавала, что Марк — это мой муж, возможно, уже бывший. Что, несмотря на такие сильные чувства, совсем недавно наполнявшие нас, он меня не узнал…. Или сделал вид. Что от былых эмоций осталось лишь раздражение….

— Может, уже войдем? — обратил на себя внимание стоящий рядом Олег, про которого я уже благополучно забыла.

— Да, конечно, — растеряно ответила я.

Мы с Милой все еще держались за руки. Я присела на корточки перед ней и заглянула в глаза, пытаясь прочесть ее состояние.

— Ну что, малышка, пойдем? — она кивнула, а я легко поднялась и шагнула в открытую дверь.

— Ну, наконец-то! Где вас носило столько времени? — возмущенно проворчал Нафаня, появляясь из двери.

Увидев, что мы не одни, резко остановился и тут же исчез прямо на глазах.

— Это еще кто? — повернувшись ко мне, удивленно спросил Олег.

— Мне-то откуда знать? — пожав плечами, ответила я.

Посмотрела на девочку и незаметно подмигнула, та в ответ опять кивнула.

— А, это, наверное, местный домовенок, только, по-моему, Марк Савельевич говорил о домовихе?

Я снова пожала плечами и промолчала. Врать не хотелось, а правду сказать не могла. Лучше бы он с Марком уехал.

— Слушай, Олег, я очень благодарна тебе за помощь, но сейчас просто не в состоянии убираться или ходить по магазинам. Да и у Милы глаза слипаются, — взглянула на девочку, та быстро сориентировалась и приняла утомленный вид, я опять посмотрела на мужчину, — поэтому мы сейчас поищем какую-нибудь кровать и завалимся отдыхать. А у тебя, скорее всего, полно работы, не стоит с нами нянчиться…. Вон Марк Савельич, даже дом нам не показал, — с обидой зачем-то добавила я.

— Не обижайся на него, Марк Савельевич несмотря на то, что очень богат и влиятелен справедливый и без всех этих олигахских заморочек, — начал защищать его Олег, — Просто он недавно жену потерял, любил сильно…

Я затаила дыхание и с нетерпением ждала продолжения рассказа, но Олег почему-то замолчал и удивленно уставился мне за спину.

Я резко обернулась и встретилась глазами с напряженным взглядом темных глаз.

Но он же уехал?! Почему, вдруг, вернулся? Черт! Черт! Черт! Что же делать?

— Вот, Черт! Да? — услышала я раздосадованный Милин голосок.

Он стоял, скрестив на груди руки, и рассматривал меня как букашку, заползшую на его ботинок. Сердце в груди ухнуло куда-то вниз, я замерла словно кролик перед удавом, не смея отвести взгляд от почерневших глаз.

— Я решил, что не вежливо бросать леди, попавших в беду, одних в незнакомом месте, без вещей, без продуктов…., — наконец, заговорил он, — Пожалуй, заночую, сегодня здесь, помогу девушкам устроиться, — мужчина посмотрел на Солнцева и добавил, — Олег, твоя помощь не понадобится, думаю, одной пары мужских рук будет достаточно. Василий отвезет тебя в город.

От его ледяного тона у меня по спине побежали мурашки. Олег тоже не посмел спорить и направился на выход, и через пару секунд я услышала, как хлопнула входная дверь.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Мы смотрели друг на друга, и воздух между нами сгущался. Положение спасла Мила.

— Дядя Марк, а что Вы купили? Такие большие пакеты, а конфетки там есть?

Мужчина, наконец, отвел от меня взгляд и посмотрел на девочку.

— Конечно, есть, я же знаю, что все дети ужасные сластены, — улыбнулся он девочке, — Пойдем на кухню, разберем покупки и заварим чаю, — он взял Милу за руку, другой поднял с пола два огромных пакета и они исчезли на кухне.

А я перевела дыхание и облегченно вздохнула, немного можно расслабиться. Пока не убил. Может, он ничего не заметил? Хотя, в чем тогда причина его столь агрессивного поведения? Заметил или позже заметит, объяснений не избежать в любом случае.

Что мне сказать? Я твоя жена, потерявшая память, вспомнила про этот дом и решила спрятаться в нем от деда? Ага, и погонит он меня отсюда пинками, еще и стулом вслед запустит…. Судя по царившему здесь разгрому, расстались мы не очень хорошо…. Или вообще, самозванкой обзовет и тоже чем нибудь тяжелым….

Нет, правду говорить нельзя, по крайней мере, всю. Просто уточним уже рассказанную историю. Мы скитались, пока Миле не приснился этот дом и путь к нему — это правда, между прочим. Нашли, охранка нас пропустила — тоже правда, обрадовались, стали жить, порядок навели. И ни слова лжи.

И, вообще, я всего лишь слабая женщина фрайи, нуждающаяся в защите и поддержке, а Мила — ребенок, к ней никаких вопросов и быть не может.

Я улыбнулась сама себе, приняла самое беззаботное выражение лица и пошла на кухню. Ничего предосудительного я не совершала и нечего на меня рычать! А если начнет бросаться обвинениями, то и у меня пара претензий к нему найдется, причём очень серьезных и вполне обоснованных.

На кухне Марк с Милой дружно разбирали пакеты, электрический чайник уже закипал. Я молча начала помогать раскладывать продукты по местам, решив, что глупо прятаться, раз надумала рассказать о нашем проживании в этом доме.

— Лера, дядя Марк столько вкусняшек накупил! Сейчас чай будем пить! Доставай кружки скорее! — восторженно говорила девочка, показывая мне сладости.

Кожей, чувствуя пристальный взгляд мужчины, я неторопливо накрыла на стол, даже ничего не пролив и не рассыпав. Чай пили под веселые комментарии Милы, решившей перепробовать все, что было.

Мы с Марком молчали, понимая, что выяснять отношения при ребенке не стоит, мало ли к чему приведут наши разборки….

— Говори! — коротко приказал Марк.

Мила заснула часов в девять, я приняла контрастный душ и пошла «сдаваться». Хозяин нашёлся в кабинете, придав лицу самый честный вид, я неторопливо вошла и посмотрела мужчине в глаза.

От его тона моя уверенность пошатнулась, но я быстро взяла себя в руки и заговорила. Четко и без лишних эмоций рассказала «правду и только правду». Никаких оправданий — оправдываешься, значит — виноват. Никаких сантиментов — мне не нужна жалость или подачки с барского плеча. Я спасала жизни — свою и ребенка. Хочешь — выгоняй, ты здесь хозяин. Или прими все как есть.

Во время моего монолога Марк не сводил с меня своего тяжелого недоверчивого взгляда. Я тоже не прятала глаз — мне нечего скрывать, мне нечего стыдиться. Когда мой рассказ подошел к концу, в кабинете на некоторое время воцарилась гнетущая тишина. Теперь я смотрела в пол, мол, ваша воля — закон для меня, как решите, так и будет, а унижаться и просить не собираюсь.