Боги войны - Дмитрий Агалаков

– А вот из Тагила уже – в Туру, – сказал Трофим Кочергин. – Вот большая река! Но я дальше не ходил…

– А кто ходил? – спросил Мещеряк.

Пермяки замотали головами: самые отважные дальше пересечения Тагила и Туры не хаживали… Жар шёл от печи в головной избе. Одни яства были съедены, другие только подносились к столу. Слушая разговор, Максим Строганов от волнения ломал в руках серебряную ложку.

– Сам не ходил, но ведь знаешь, что там далее. А, Трофим? – вдруг подсказал Строганов.

– Да слышал, конечно, Максим Яковлевич! – кивнул Кочергин. – От человека, кто в самую глубь той земли ходил!

– Ну, говори! – поторопил пермяка Ермак. – Разохотил ты нас!

– Тебе бы, Трофим, сказки плести! – подтвердил слова атамана Мещеряк. – Никто б не заснул! Все только б слюни пускали!

– Тура – великая река, – продолжал Кочергин. – И она вьётся змеёй, но уже среди равнин и лесов. И впадает она в ещё большую реку – в Тобол. Думаю, от Камня до того Тобола месяца два плыть!

– Но так ведь по течению плыть-то! – кивнул Иван Кольцо. – И по Баранче – по течению, и по Тагилу – так же, и по Туре, и по Тоболу! Паруса поставил – и лети с ветерком!

– А если даже ветра нет, сибирские реки – быстрые! – кивал Ермак.

– Подгребай в удовольствие – и плыви вперёд! – почти что пропел Матвей Мещеряк.

– А далеко собрались, казачки? – усмехнулся Трофим Кочергин. – На край земли, что ли?

– Точно – на самый край, – усмехнулся Иван Кольцо.

– А куда Тобол впадает? – прищурив глаза, спросил Ермак.

– Так в Иртыш и впадает, – как ни в чём не бывало заметил Трофим. – А Иртыш – самая великая река Сибири. Это, поди, как ваша Волга!

– И на берегу Иртыша, как мне сказали, и стоит столица сибирского хана – Кашлык! – кивнул Ермак.

Казаки точно присмирели. Великие мысли роились в их буйных головах. Грандиозные планы созревали и просились на свет Божий! Ермак взглянул на первого из товарищей по оружию. На того, кто понимал его с полуслова, – на своего Матюшу.

– А-а! – протянул Трофим Кочергин, до которого только теперь стала доходить суть допроса.

– Тут мы их в самое сердце и ужалим! – со всей накопленной во время разговора страстью выдохнул Матвей Мещеряк. – Ну, скажи своё слово, атаман!

– Да не просто ужалим – вырвем сердце! – вторил ему Иван Кольцо.

– О-о! – Трофим Кочергин переглянулся со своими притихшими пермяками и вновь поглядел на волжского атамана, подозрительно молчавшего. – Вона вы куда метите!

И тут поднялся Максим Строганов.

– Налей, – бросил он прислуге. – Доверху!

Ему налили. Максим схватил чарку и выпил её залпом.

– Снаряжение дам, провиант дам, пороху, пушки найду! Ещё полсотни опытных людишек отдам – и струги ваши таскать посуху помогут, и дорогу покажут! Всё будет, Ермак Тимофеевич! Иди туда, за Камень! Все сокровища будут твои! Какие царь позволит взять, конечно. Мне самому ничего не надо! Доплыви только до Кашлыка! Кучум не ожидает такого поворота дела! Он Алею лучших своих людей дал! А вогулы и остяки ненавидят его: они хана Едигера любили! Кучум их силой заставил служить! – Максим Строганов потряс кулаками. – Ермак Тимофеевич! Кучум ведь думает, что он там как в крепости сидит, что он будто заговорённый, что ему только можно вылазки делать и грабить нас! Ты со своими молодцами такую разруху им устроишь, что татарва сибирская век её не забудет! Сожги Кашлык! До основания сожги! И уже не сунутся сибирские татары за Камень! Никогда! Себя будут охранять! Бояться станут! И детям свой страх завещают!

Все казаки смотрели на Ермака Тимофеевича. Атаман улыбался в широкую бороду. Он и без совета Максима Строганова уже видел эту вылазку. Кашлык ослаблен: лучшие воины у Алея. Какой удар нанести можно! А у самого Алея тут, в Перми, земля из-под ног уйдёт, когда он узнает, что его тыл, его родной дом разрушен! Что отец его низвергнут! Побежит со всех ног назад, да опоздает! Казаки уже с добром назад поплывут!

Ермак улыбался – и в его улыбке другие атаманы уже читали опасный и долгий, но такой заманчивый и волнующий разбойничью кровь путь на восток!

Когда казачья флотилия уходила всё дальше по Чусовой вверх и уже первые Уральские горы грозными исполинами нависали над быстрыми стругами, в чусовские городки пришло страшное известие. Сибирские татары царевича Алея, обозлённые неудачей в вотчине Строгановых, опустошили всю округу Соли Камской, а затем сожгли и сам город. Всех жителей татары истребили. И двинулись ещё севернее – на Чердынь. И взяли город в осаду. Чердынь, столица Перми Великой, решила стоять насмерть. Но казакам о том было уже не узнать. Да и узнали бы – не повернули назад! Колесо событий уже стремительно крутилось только вперёд! Сама история требовала этого великого похода на восток – за Камень.

В сентябре 1582 года волжский казацкий флот на вёслах стремительно продвигался на восток. К великому и древнему Камню! Двадцать гребцов в каждом струге, и ещё пять-десять человек на смену. Кто уставал, того заменяли свежей силой. Тут же были мешки с сухарями и сушёным мясом и рыба вяленая, чтобы не оголодали по дороге. Ели на ходу! А воды вокруг – хоть упейся!

Спустя неделю после начала экспедиции, уже покинув Чусовую, плоскодонные струги с лёгкой проходимостью на любой глубине упрямо шли по речке Серебряной, змеёй петлявшей между величественной горной грядой, разделявшей Европу и Азию…

Воистину хоть казаки и плыли против течения, но попутный ветер судьбы помогал им!

К началу октября 540 волжских казаков под предводительством Ермака Тимофеевича и полсотни строгановских людей по реке Серебряной пересекли Каменный пояс – Урал. Переход был долгим и сложным. Горный хребет стал для казаков границей из царства света в княжество тьмы. Они, суеверные люди мрачного XVI века, рассматривали своё путешествие именно так. За Камнем оставался русский царь-батюшка, хоть и строгий, но свой, православный, оставалась их вольная жизнь, свой народ. Тут жили сплошь поганые – язычники, варвары, и борьба с ними, знали казаки, будет не на жизнь, а насмерть. Но не только забота о строгановских городках и хорошие барыши тянули сюда казаков. Ведь это была особая порода людей! Дух авантюризма, неутолимая жажда бродяг и первопроходцев звала своих героев в этот великий поход.

Не могли они жить иначе!..

Позади остались Волга и Кама, Чусовая и Серебряная, грозные и царственные вершины Уральских гор. Позади был тяжёлый волок суден от истоков речки Серебряной до истоков Баранчи. Казаки, срубив молодые сосенки, уложили на них перевёрнутые струги, подняли их и потащили от реки до реки. Тяжело было! Но не тяжелее привычного ратного труда. Не тяжелее, чем грести, сопротивляясь стремительному течению Чусовой и Серебряной. Тем более что самые тяжёлые струги казаки бросили ещё у истоков Серебряной, когда стало ясно, что ношу выбирать надо по плечу. Через двести лет брошённые суда всё ещё будут лежать в этих местах, проросшие деревьями, укрытые травой, похожие на вековые холмы. Ермаковцы взяли самые лёгкие! У струга – двадцать гребцов, по десять с каждого борта. А тут – двадцать носильщиков, тоже по десять с каждой стороны. Да и что такое – двадцать пять вёрст? Казацкая переволока от Дона на Волгу куда длиннее! И зима была ещё далека! По осеннему уральскому лесу, преодолевая горки и низины, да через поляны, пугая медведей и лосей, шугая белок и зайцев, казаки перенесли свою ношу и опустили ратные волжские струги в речку Баранчу.