Охотник за нечистью и Похититель душ - Анастасия Видана

Заитдан смотрел на нее с искренним сочувствием. Осознав, что слишком разоткровенничалась, Рун прикусила язык, но было уже поздно. Сказанного, как известно, никто возвратить не в силах.

– Продолжим? – спросил эймир. Девушка пожала плечами. Пожалуй, не стоило соглашаться. Слишком уж опасная это игра – открываться кому-то. Впрочем, мужчина принял ее неуверенный жест за согласие. – Долгое время ты скиталась по Оридежу, опасаясь покинуть родные края. Для девочки, чьим миром несколько лет являлся родительский дом и сад, все было в новинку. Ты искала работу и, наверное, находила ее, но брали тебя неохотно из-за необычной внешности и суеверий. Ни на одном месте ты не задерживалась надолго: дар твой так или иначе давал о себе знать, ты помогала кому-то излечить раны, запереть кровь, утишить боль – и это пугало людей. На тебя вновь начинали коситься, и ты вынуждена была бежать снова и снова.

Рун кивнула. Слезы катились у нее по щекам, но она не поднимала сложенных на коленях рук, чтобы их утереть.

– В конце концов стало ясно, что оставаться в Оридеже нельзя. Так началось твое путешествие по миру. Думаю, в других странах дела пошли лучше. Не везде суеверия столь сильны, что способны затмевать разум. В иных местах уважают и ценят людей с твоими способностями. Наученная горьким опытам, ты нигде не обустраивалась надолго, но уходила, ка правило, по собственной воле, не дожидаясь осуждения или косых взглядов.

– Так получалось не всегда. В Вестхайде, в крохотном городке под названием Хамстайн, меня обвинили в ведьмовстве и приговорили к сожжению.

Черные брови эймира стремительно сошлись на переносице, взгляд стал угрожающим. Рун успокаивающе вскинула руку:

– Это случилось давно. Да и Хамстайна больше не существует… Демон, что там безобразничал, разрушил его до основания.

– Как тебе удалось избежать костра?

– Чудом, – ответила Рун, и взгляд ее окончательно погрустнел.

Заитдан накрыл ее руки теплой большой ладонью:

– Было жестоко с моей стороны затевать все эти расспросы. Прости!

– Ничего – я ведь сама согласилась. Мне это было нужно. А теперь тебе пора отдыхать – прошлой ночью ты почти не спал.

Эймир послушно откинулся на подушки и закрыл глаза. Головная боль отступила, да и в целом он чувствовал себя гораздо лучше, однако Рун утверждала, что болезнь коварна и может вернуться вновь. Заитдан соглашался – пока, но его деятельная натура требовала возвращения к делам. Он вновь ощущал вкус к жизни – и никакие физические страдания более его не пугали. Он, конечно, был еще слишком слаб, чтобы ездить верхом, принимать просителей или посещать женскую половину дворца, но могучий организм уже включился в работу и, как только действие колдовского яда было нейтрализовано, началось быстрое восстановление. Была и еще одна причина, по которой эймир оставался в постели: ему не хотелось, чтобы Рун исчезла из его жизни – по крайней мере, до тех пор, пока он не разберется, что привело ее к нему во дворец, и какие цели она преследует.

– Тебе тоже не помешало бы отдохнуть, – сказал он девушке, не открывая глаз. – Ты ведь и сама почти не спишь. Ступай к себе. Со мною все будет в порядке.

Рун собралась было возражать, но тут Заитдан поднял руку и усмехнулся:

– И не спорь! Отказа я не приму. Видишь, упрямая девчонка, я тебя тоже чувствую. Ступай! – и девушке, которая, по правде сказать, просто валилась с ног от усталости и переживаний, не оставалось ничего другого, кроме как встать и пройти в свою комнатку. Двери она закрывать не стала, чтобы услышать, если эймиру что-то понадобится, но это было излишне – едва коснувшись головой подушки, Рун провалилась в столь глубокий сон, что не услышала бы ни звука, даже если бы сам Джиан-лла спустился с небес в громах и молниях, и тысячи труб возвестили бы о его прибытии.

А вот эймир Заитдан долго не мог заснуть. Он лежал, закинув за голову сильную руку, смотрел в потолок и думал, думал, думал…

Мир вокруг прекратил своё существование, сузившись до размера серых круглых покоев со змеями на стенах.

Каким-то странным образом жажда ещё не доконала Венельда, несмотря на то что пить ему не давали ни разу. Хозяин замка будто бы вовсе забыл о своём пленнике: с тех самых пор, как его здесь заперли, парень не слышал ни единого звука, не видел ни одного живого лица. Да что там – он бы обрадовался даже Темному Жнецу, появись здесь один из них. Всё же какое-то разнообразие!

Всё, что было в нём человеческого, словно бы впало в тяжелый сон – если бы не его дар, он был бы сейчас в гораздо худшем состоянии… Чутьё, слух, зрение охотника обострились и стали почти звериными. Он ощущал мертвенную ауру Жнецов, непреодолимую силу Древа, невероятную мощь колдуна – и ещё что-то странное, некий дар, практически равный темному могуществу хозяина замка. Природу этого дара Венельд определить не мог, но вся его не принадлежащая к миру людей сущность приходила в неистовство, улавливая его присутствие в воздухе.

Более ничего не имело значения. Венельд не страшился своих воспоминаний, не тяготился ими, но и не радовался. Ему стали безразличны попытки колдуна заглянуть к нему в голову, его более не пугало возможное порабощение, не пугал плен. Замерев в самом центре круглых серых покоев, он казался безжизненной статуей – в то время как змеи на стенах словно бы наполнялись жизнью. Они поднимали головы, высовывали раздвоенные языки, и в глазах их вспыхивали искры. Змеи наблюдали за пленником. Они поглощали его жизненную силу и, улавливая отголоски воспоминаний, передавали их своему господину.

А Венельду всё чаще являлась Рун. Та сила, чью природу он не мог разгадать, почему-то напоминала охотнику именно о ней, могущественной ведьме, долгое время скрывающей свою сущность от себя же самой. Рун приходила к нему, садилась напротив и замирала, глядя ему в глаза. Слова были им не нужны – они говорили сердцем. Рун призывала его отринуть всё человеческое – только так можно было спастись. Плоть слаба, дар же его могуч: Венельд-человек не покинет этого замка живым, охотник же, приняв своё настоящее имя, сумеет противостоять колдуну.

Чутьё, неизменно сходящее с ума в её присутствии, как ни странно, молчало: здесь и без того было слишком много потустороннего. Венельд не помнил, почему ему следует выбираться отсюда, но точно знал лишь одно: он должен идти по следу! Невероятно обострившиеся инстинкты охотника за нечистью являли ему сотни тысяч едва различимых следов, оставляемых обладающими магией существами. Он умел их выслеживать, как никто другой – и знал, как их уничтожить. Впрочем, здесь, в замке, находилось нечто, способное справиться с этой задачей гораздо лучше. То было Древо Смерти.

Рун кивала. Если призвание охотника – освободить мир от нечисти, то нет никакой разницы, как это делать. Осталось лишь полностью отрешиться от мира людей, принять и назвать себя – и путь будет свободен. «Я приняла свою Силу, – не открывая рта, говорила ему Рун, – и сбросила оковы». «Но ведь ты – одна из тех, кого мне предстоит уничтожить», – вяло возражал девушке Венельд. Рун улыбалась, вскидывала черноволосую голову – волосы змеями вились по плечам. «Что ты? Разве ты меня чувствуешь? Разве кажусь я тебе опасной? Путь принятия сложен, но он дарует покой».