Алиби для Коня - Людмила Герасимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё очень хорошо вытерто. А этих куда? — кивнул головой на девушек толстяк.
— Арестовали до выяснения, — нехотя ответил лысоватый. — В общем, мы поехали, а вы тут сами заканчивайте!
— Лады! Всё равно следов в темноте не видно. Завтра придётся рано приезжать на обследование территории вокруг, — пожаловался он.
Таня и Зина, в состоянии ужаса и растерянности, оказались в камере предварительного заключения. За спиной лязгнула металлическая дверь, арестованные вздрогнули и замерли на пороге, боясь пошевелиться и не зная, что делать дальше. Слабый свет уличного фонаря, проникая через решётку небольшого окна под потолком, лежал серым клетчатым прямоугольником на чёрном полу небольшого помещения, слегка рассеивая мрак. Глаза привыкли к темноте и теперь различали неясные контуры предметов и людей. Здесь вдоль стен стояли лежаки, и на них отдыхали четыре особы женского пола, которые при виде новых лиц зашевелились и сели, рассматривая в свою очередь вошедших.
— О! Новенькие! Вас за что? — прозвучал бесцветный голос слева.
— Проходите! Справа по стене три свободных места, — проскрипел старческий голос.
Девушки робко двинулись вперёд. Таня первой опустилась на жёсткий лежак, рядом примостилась Зина. За ними с интересом наблюдали обитатели камеры.
— Ну, и что вы натворили? — сладко потягиваясь, поинтересовалась высокая худая женщина со скамьи напротив.
— Ничего! Это ошибка! Мы не виноваты! — тоскливо промолвила Зиночка.
— Все не виноваты! Ну а за что вас взяли? В чём обвиняют? — зевая, настаивала она.
Татьяна поинтересовалась:
— А вас за что? Тоже случайно?
Из тёмного угла послышался неприятный смех:
— Она тоже не виновата. Только мужа лишила пиписьки.
— Чего лишила? — не поняла Таня.
— Отрезала ножом его мужское достоинство, отхватила, оттяпала, как кусок ливерной колбасы! Теперь её муженёк, как из больницы выйдет, поедет в Турцию: будет в гареме евнухом работать! — продолжал хихикать визгливый голос.
— Господи! — прошептала Зина.
— Кошмар! — громко возмутилась Таня.
— А не кошмар, когда гуляет направо — налево?! Не кошмар, когда деньги из семьи уносит?! Не кошмар, когда жену заразил?! — стала жаловаться, всхлипывая, высокая худая женщина.
— Да заткнётесь вы, наконец? Спать невозможно! — грубо прервала стенания членовредительницы ещё одна узница, подняв с лежанки косматую голову.
Все обитатели камеры тут же захлопнули рты и улеглись спать, в том числе и Таня. Зина упрямо продолжала сидеть, шепнув подруге, что осталось немного подождать: сейчас приедет Валерий, и их выпустят. Татьяна равнодушно кивнула, вытянула длинные ноги на жёсткой лежанке и устроила голову на коленях подруги:
— Хорошо, а я пока вздремну. Только смотри, будут выпускать — меня не забудь разбудить!
Зина, боясь прислониться к грязной стене, оперлась руками о сидение и, запрокинув голову, стала ждать освобождения. Проходили минуты за минутами.
— Что же за нами не идут? Валера давно должен приехать! Что случилось? — ломала голову девушка, устав сидеть в одной позе. Невыносимо заныла спина. Зина наклонилась вправо и улеглась на плечо подруги.
Солнечные лучи, попав на лицо Тани, разбудили её. Она пошевелилась: затекла правая рука, плечо и вовсе онемело. От неосторожного движения голова подруги свалилась Тане на грудь, и Зина встрепенулась, широко открыв глаза:
— Что? За нами пришли?
— А и правда! Почему мы до сих пор здесь? — удивилась Татьяна, поднимаясь на ноги и разминая руки и плечи. — В мои планы не входило так надолго здесь задерживаться! Где же наш избавитель? А? Зин?
— Я сама ничего не понимаю! Чувствую, что-то случилось! Не мог он меня здесь оставить! Господи! Что же случилось? И как нам узнать? Телефона нет.
— Есть! — подняла косматую голову ночная грубиянка. — Только это дорого стоит!
— А почему вам оставили телефон? У нас всё забрали, даже часы! — удивилась Зина.
— Когда другой раз сюда попадёшь, лучше прячь мобильник! — посоветовала, садясь и потягиваясь, крупная дивчина, одетая в дешёвый спортивный костюм, довольно мятый и не совсем чистый. Она запустила пятерню в копну торчащих во все стороны волос и стала с упоением скрести голову.
— А как мы можем заплатить? У нас же всё забрали! — робко спросила Зина.
— Будете мне должны! Только без дураков! На воле отдадите.
— А сколько?
— Десять баксов за пять минут, — лениво проговорила фурия, снова укладываясь на лежак.
— Десять? — ужаснулась Зина.
— Мы согласны! — подала голос Таня.
— Бери! — разрешила девица и протянула дешёвый сотовый телефон.
Татьяна сходила за мобильником и доставила его Зине — та брезгливо поморщилась, осторожно принимая грязную, дурно пахнущую трубку, набрала номер мужа и, боясь коснуться, приблизила её к уху. Слушая длинные гудки, она молила Бога, чтобы Валерий наконец-то ответил.
— Алло! — прохрипело внутри.
— Валера! Что с твоим голосом? — испугалась Зиночка.
— Немного простыл, — через силу произнёс муж.
— Где ты? Я тебя всю ночь ждала! Мы ведь в камере сидим! — упрекнула жена.
— Любимая! — хрипел Валерий. — Прости! Я сам не могу вытащить тебя, но я сейчас свяжусь с коллегами из Туапсе. Думаю, они… помогут.
— А ты что, не на работе? — не понимала мужа Зина. — Ты не выпил? Как-то ты говоришь с трудом!
В трубке послышался женский голос: «Больные, приготовьтесь к обходу!».
Зина закричала в трубку:
— Валера! Ты что? В больнице? Говори правду! Что с тобой? Ты заболел?
— Зинок! Не волнуйся, дорогая! Всё со мной нормально! Думай о себе! Сейчас надо тебя вытащить! Да, а откуда ты мне звонишь?
— Это в камере одна девушка дала свой.
— Понятно! Я тебе скоро перезвоню. Целую! Держитесь. Танюхе привет! — с трудом закончил Валерий и отключился.
Таня, получив привет от Димыча, отнесла телефон сокамернице и поблагодарила её.
— Двадцать баксов за десять минут! — вместо «пожалуйста», ответила та.
— Смотри, не забудь после суда адрес колонии сообщить! — съязвила Татьяна.
— Да я раньше вас на воле буду! — беззлобно парировала владелица мобильника, переворачиваясь на другой бок.
Таня вернулась к подруге:
— Что там с Димычем? Какая больница? Что так вдруг? Что-то с сердцем?
— Он не сказал, — чуть не плакала Зина.
— Да, печально! Думали — проездом, я оказалось — навсегда!