Ставка на удачу - Анатолий Галкин

А тайна ограбления сейфов начала серьезно привлекать. Если раскрыть преступление во время медового месяца, то это запомнится на всю жизнь. Еще и внукам будет что рассказать!

И, самое важное, это судьба Юры Грымова. Если он невиноват, то почему сидит? Где правда? Понятно, что все продано, но должны быть у людей остатки совести…

Чувство справедливости, это святое для русской души. Мы можем вытерпеть бедность и любые лишения, но чтоб всё было по совести.

Ни один руководитель не усидит на месте, если будет врать народу.

Хватит делать дураков из российских мужиков!

Одним словом, на второй день супруги Струговы переключились на журналистское расследование.

Первым делом они решили найти сокурсников Грымова и ограбленной Эли Кропоткиной. Тех, кто учился с ними в одной группе.

И встретиться со студентами надо не в стенах всегда спешащей шальной юридической школы, а в спокойной обстановке. На лавочке возле родного дома или в соседнем кафе.

Адреса студентов, которые дал адвокат Чарский, разделили по половому признаку. Из опыта журналисты знали, девушки автоматически клюют на молодых мужчин, а парни расслабляются при виде женской улыбки.

Уже при первой встрече Татьяне повезло! Ей попался совсем молодой, очень трепливый и достаточно осведомленный парень.

Студент Сева Горбатов гордился тем, что знает почти всё. Но ему нужны были благодарные слушатели, которые восхищаются, спрашивают и ждут.

И Таня Стругова была для студента Севы именно таким человеком.

Они сидели в небольшом сквере возле Центрального рынка. Этот зеленый оазис в центре города гордо назывался Комсомольский парк. Для Севастополя, где зелень сама по себе не растет, это нормально.

Сквер был проходной. Сейчас была вторая половина дня, и сотни людей спешили на базар. Еще больше граждан с тяжелыми сумками медленно шли назад.

А вокруг были дома, машины, киоски и троллейбусные остановки.

Но они нашли лавочку в глубине сквера и разговорились.

– Я честно скажу, Татьяна, я сначала тоже хотел быть журналистом. Но у нас это трудно. Прижимают наш русский язык. А на украинской мове я не могу писать. Говорить получается, а сочинять и думать не могу!

– Понимаю, Сева! Но вы помогите мне, как коллеге.

– Запросто, Таня! Всё скажу, что знаю. Так значит, вас интересует Юрка Грымов?

– Очень интересует. Он арестован сейчас.

– Я всё знаю! Его посадили, а он не виноват. Не тот это человек.

– Это вы так думаете?

– Все так думают! Ни у вас, ни у нас нет веру в следователей и судей! А Юрка – благородный чудак! Из него честность прёт, как иголки из ежика.

– Вы считаете, Сева, что Грымов не мог пойти на преступление?

– Мог! Но на другое. Вот если кто про Россию плохо скажет, он в запале готов убить. А вскрывать сейфы – ни в коем случае! Не тот характер.

– А у Юры есть друзья?

– Конечно, Таня! Это я, да и другие тоже. Но у Грымова в нашей группе есть подруга, Эля Кропоткина. У них, понятно, особые отношения, но я не сплетник. Про эту странную любовь лучше спросить у Лизаветы Мамоновой.

– Она подруга Элеоноры?

– Не то слово! Она ее доверенное лицо. Девицам надо иногда излить душу и поплакать в жилетку. Вот Лизавета – тот самый предмет одежды.

– У вас, Сева, образное мышление. Из вас вышел бы отличный журналист.

– Спасибо, Татьяна! Тогда я еще скажу. У нас есть студент Дима Краснов. Он сержант в СИЗО, а учится у нас, чтоб офицера получить.

– Он разговаривал с Грымовым там?

– Уверен, что да! Но со мной Димка молчит, а вам расскажет.

– Почему так?

– Потому, что вы симпатичная, яркая, умная. У вас глаза блестят завлекательно.

– Это не потому, Сева. Просто я недавно вышла замуж, и у меня начался медовый месяц.

– Тогда понятно! А я чувствую, Таня, что от вас добрая энергетика исходит…

* * *

Как и всегда Маргарита Горенко никому не сказала, когда поехала к своему психотерапевту. О ее встречах с колдуном Игорем Гамаюном никто не знал.

Уже начало темнеть, когда она оставила свой зеленый «Фольксваген» на улице Гоголя. Последние сто метров Рита прошла пешком. Так ее просил Игорь Иванович. И она всегда соблюдала конспирацию.

Офис мага находился на первом этаже. Это была обычная квартира без вывесок и реклам. Только при внимательном осмотре было видно внешнее отличие этого жилища от других. Дело в том, что окна двух комнат, которые выходили во внутренний двор, были всегда закрыты плотной тканью.

А на внешнюю сторону смотрели окна маленькой комнаты и кухни. Там были легкие прозрачные занавески, а сбоку шторы. Всё, как у всех!

Рита позвонила условным звонком: три коротких и один длинный.

Почти моментально квартиру открыл сам Гамаюн. Он всегда работал без помощников.

Господину Терещенко, который работал под псевдонимом Гамаюн, было около пятидесяти. Но это был еще вполне добротный мужчина.

Всегда, когда маг предлагал ей лечь на кушетку и расслабиться, она волновалась. Не просто так, а как женщина.

Засыпая от его монотонной речи, Марго всегда чувствовала, как он наклоняется над ней, как водит руками вдоль ее тела, иногда легко прикасаясь к плечам, талии, бедрам.

Потом, вероятно, кудесник лечил ее! Но Рита Горенко не знала, что он делал, когда она была под гипнозом.

Ей нравилось щекотать себе нервы, представляя, что Гамаюн совершает с ней нечто приятное, но неприличное. Наяву она не изменила бы мужу ни за что. Ни за какие коврижки!

Зачем? Где она еще найдет богатого банкира.

Но во сне Марго могла позволить кудеснику всё!

Рита сидела между горящих свечей в большой обрядовой комнате. Именно здесь были уложены на полки, поставлены на пол и развешаны по стенам магические атрибуты: блестящие шары, странные пирамиды, амулеты и старинные книги.

Именно в этой комнате окна были всегда зашторены. И здесь стояла та кушетка, на которой многократно под глубоким гипнозом спала банкирша Горенко.

– Игорь Иванович! Я никогда не вмешивалась в ваше лечение. Но сегодня особый случай. Нас ограбили.

– Ужасно! И каким же образом?

– Вечером, когда нас не было в коттедже, вскрыли сейф.

– Бог их накажет!

– Это понятно, Игорь Иванович. Но это могла я сделать? Не осознавая. Вроде как во сне. Это возможно?

– Не думаю, Рита.

– Вот и я не думаю! Но мне придется в милиции сказать и о своей болезни, и о вас.