Биарриц-сюита - Бронислава Бродская

налилась, живот, испещренный мелкими жилками, выпирал, был похож на упругий шар, который был заметен сам по себе, как нечто отдельное от нее.

Лоре хотелось, чтобы ее видел Егор. Ее вид мог нравится только ему, для остальных она была сильно немолодая женщина, беременность которой была какой-то дикой казуистикой, вызывающей смешанные чувства, вовсе не у всех доброжелательные. Люди думали, что ей бы уже следовало быть бабушкой, а она… Да, плевать ей было на то, что думают другие. Она переживала вторую нежданную молодость, и беременность сейчас ею ощущалась по-другому: осознанное желание иметь ребенка было залогом ее будущего, обретшего смысл.

Лора спустилась на кухню и приготовила себе завтрак: яичницу, кашу, и гренки с вареньем. Это было слишком много, но ей теперь все было можно, ее "девочка" проголодалась, ее "детка".

Надо было бы выйти в магазин, купить кое-какие продукты для Егора, но Лоре не хотелось никуда выходить. Она опять поднялась в спальню и легла на кровать. Какое счастье, что она может позволить себе лениться, что ей не надо работать. Ее "работа" теперь совсем в другом. Лора улыбнулась, и подумала о том, что современные женщины, считающими себя точно такими же, как мужчины, обязаны принимать взвешенные решения, прикидывая все последствия, все "за" и "против". Когда она пыталось рационально думать, то получалось, что "этого делать нельзя", "это глупо", а Лора все равно делала, сама даже не зная почему. Вот родила троих детей, а ей все говорили, что не надо, а она родила, и… это правильно. Как опрометчиво она вышла замуж за Егора, но… тут тоже она была права, потому что сейчас она ждала ребенка, этот ребенок все оправдывал.

Лора опять стала вспоминать их первый с Егором год. Год, который смело можно было назвать кошмаром. Почему, несмотря на ссоры, взаимные оскорбления, отчаяние, фатальную невозможность жизни вдвоем, они оба не прекратили попыток иметь ребенка? Про ребенка они стали говорить сразу. Она тогда совсем Егора не знала, но решила родить! В 49 лет! Имея уже троих взрослых детей! Зачем? Это было безумием. Лора вспомнила свое первое побуждение: он – несчастен, пусть почувствует, что значит быть отцом, почувствует счастье, которое она ему даст. Вот, что ею руководило. И только? Наверное нет. Лора надеялась, что ребенок будет цементом их семьи, что он их примирит, что она будет женой, хозяйкой, матерью и Егор… никуда от нее не уйдет. Наверное, так она тоже думала. И все же… Стало очевидно, что они не смогут зачать ребенка обыкновенно, естественно. Так им сказал врач, к которому они, в результате, обратились. Искусственное зачатие, "в пробирке" было их единственным выходом.

Начались поездки к врачу: осмотры, тесты, уколы, таблетки… И все это на фоне явной неприкрытой ненависти. Он ненавидел ее, и она его?… ненавидела? Ей тогда казалось, что да… Но, они продолжали делать уколы гормонов. Лора вспомнила, что однажды вечером, накануне того дня, когда ей надо было ехать в центр Лос-Анджелеса в клинику, Егор сказал ей, что жить с ней не будет, уйдет, и ребенка никакого от нее не хочет. Он ей такое еще не раз говорил… что ему не нужен ребенок.

Разве нормальная женщина продолжает пытаться забеременеть, когда ей такое говорят? Конечно нет! Может, она ненормальная? Она же все равно упрямо продолжала делать все от нее зависящее, чтобы у них получилось. В первый раз, когда "подсадили" двух девочек, ничего не получилось. Лора видела, как Егор хотел, чтобы все вышло, он поставил в рамочке на своей тумбочке туманную "техническую" фотографию с монитора ультразвука: матка и две крохотных, едва заметных черных точки: "мои девки", как он говорил. Так эта рамочка 10 дней и простояла, и они жили надеждой. О, как он был сломлен неудачей! Убрал рамку с тумбочки и глухо замолчал. Вот ей бы в этот момент все бросить: нет – так нет. Как говорится – не судьба.

Лора не бросила. Прошел месяц и они еще раз сделали тоже самое. Одна "девочка" прижилась, а ее потенциальная сестричка-близняшка – нет. Теперь Егор уже не делал никаких фото, он суеверно боялся поверить в удачу, но верил все равно. Они ездили к врачу, смотрели на крохотную клетку: вот два миллиметра, а вот уже четыре, шесть… А теперь "детка" весила почти килограмм, шевелилась, дергалась, вертелась, но успокаивалась, как только Лора клала руку на живот. «Знает мамину руку…» – Лора счастливо улыбнулась.

Теперь об ее состоянии знала вся семья. Лора так и не поняла, радовались они или нет? Удивились, уж это точно, но никто не посмел ничего ей сказать. Скорее всего для них всех "Лора была в своем репертуаре". Другого они и не ждали. Вяло поздравили и больше об этом особо не говорили. Все реакции семьи и детей всегда были довольно блеклыми, никто не умел бурно выражать своих эмоций, громко хохотать, или шутить. Не умели ни поздравлять, ни дарить, ни доставлять друг другу удовольствий. Это было частой темой подколок Егора. Он был прав… но они такие, какие есть. Что она могла сделать? Зачем ей было об этом говорить? Каждый раз, когда он начинал ей пенять на холодность сестры, брата или детей, ей хотелось ему сказать "а твоя мамочка… лучше?", но это был удар ниже пояса, и Лора молчала. Про его мать – это было табу.

Предыдущий год с Егором был ужасом, но… в первый раз в жизни, Лоре дарили настоящие подарки, о которых она и мечтать не могла. На свадьбу Егор подарил ей бриллиантовое кольцо, потом на День Рождения – гарнитур из розовых сапфиров, потом серьги Сваровский, купленные в Лас-Вегасе, кулон в форме сердечка Сваровский, дорогую кожаную сумку. Егор еще довольно часто дарил ей цветы, причем просто так… Лора теперь покупала себе вещи по его настоянию, было видно, что ему не жалко на нее тратиться. Они ездили вдвоем отдыхать, жили в дорогих номерах, в каких никто из их семьи никогда не жил. Лора пыталась убедить себя, что ей безразличны деньги, что Егор не жалеет денег, но больше ничего не может ей дать… что счастье не в деньгах. Но это было неправдой: они с Егором иногда ходили на оперы, концерты, шоу, билеты на которые она бы никогда не смогла себе купить. Да, и ходить ей в театры было не с кем, разве что… с мамой. А теперь она одевалась, Егор доставлял ее туда на машине, покупал в буфете то,