Один на миллион - Моника Вуд

— Боже мой, — обратилась Уна к Куину, когда он вернулся. — Не думаю, что бедняжка в своем уме.

— Нет, конечно. Она до сих пор в шоке.

— За ней нужно присматривать.

— За ней присматривают.

Его лицо — по нему, как у Фрэнки, легко было читать — выразило любовь и стыд. Куин огляделся кругом и спросил:

— Нужно что-нибудь еще? Пока я не ушел?

Он явно спешил теперь. Уна почувствовала себя девочкой, которая машет с платформы вслед поезду, который увозит Мод-Люси Стоукс.

— У меня есть кое-что для вас, Куин, — сказала Уна. — Я приберегала это, чтобы отдать вам в последний день, но не думала, что он наступит так внезапно.

Она вынула из комода и протянула ему маленький, хорошо сохранившийся валик для фонографа, который обнаружила в коробке со всякой всячиной, когда искала свидетельство о рождении.

— «Те самые дни». Софи Такер. Тысяча девятьсот одиннадцатый год, — прочел Куин. — Это что, звукозапись?

— Полагаю, вам потребуется аппарат Эдисона, чтобы проиграть ее.

Уна осознала всю нелепость своего поступка: подарить музыканту музыку, которую он не может услышать.

Но Куин улыбался, вынимая валик из футляра. Облачный след, оставленный убитой горем матерью мальчика, слегка рассеялся, пока он удивленно рассматривал странный старинный предмет. Даже Уне он показался странным, и она на мгновение перенеслась в квартирку Мод-Люси Стоукс на третьем этаже: да еще Куин мыл голову каким-то шампунем, который пах как накрахмаленные салфетки Мод-Люси.

— Замечательно, Уна. А это что такое — ноты? — спросил он, вынимая со дна футляра сложенный вчетверо выцветший листок. — Тайник мистера Говарда Стенхоупа?

— Ну-ка, ну-ка, дайте взглянуть, — попросила Уна.

И впрямь это была одна из песен, написанных Говардом семьдесят пять лет назад. Но как этот листок оказался среди ее вещей, она понятия не имела. Может, Говард спрятал в надежде, что однажды он попадется ей на глаза и она затоскует по нему. Как ни странно, она и так тосковала по нему, но вообще, как тосковала по всей прожитой жизни.

— Говарду страсть как хотелось пробиться в большую музыкальную индустрию. Но песни он писал ужасные.

— Такие амбиции могут человека уничтожить, — заметил Куин и стал, глядя в ноты, напевать мелодию.

— Вы умеете читать с листа?

— Так, чуть-чуть.

Мод-Люси прекрасно читала ноты, и Говард тоже, но больше Уне такие люди не встречались. Ей очень нравилось слушать рассказы Куина о его концертных поездках. Прошлую неделю он провел с какими-то ушибленными религией ребятами, которые казались Уне неподходящей компанией для Куина, пока он не сказал, сколько они платят. На этой неделе он снова собирается в поездку с ними. Его рассказы напоминали ей о том, как Мод-Люси ходила в Оперу в Кимболе, чтобы послушать про конголезские джунгли или Дикий Запад, про далекий неведомый мир.

— Вы себе не представляете, сколько денег Говард выкинул на разных мошенников, которые обещали его прославить и озолотить, — сказала Уна.

— Кажется, есть вещи, которые со временем не меняются, — он улыбнулся с каким-то самоуничижением.

Вот так и продвигалась их дружба, мелкими шажками да малыми рывками. Он продолжил, спотыкаясь, напевать эту мелодию, которая Уне запомнилась как совершенно идиотская вещь — человек пытается договориться с Богом за бутылкой виски, плод религиозного периода, который переживал Говард после того, как убили Фрэнки, и перед тем, как она ушла от него. Сколько раз она сидела на Вудворд-стрит в этом лохматом зеленом кресле, слушала унылый протестантский голос Говарда, умирая от желания поставить на их проигрывателе «кросли» пластинку Джимми Дуранте.

— Говард был абсолютный трезвенник, — сообщила Уна. — Так что сухой закон вообще никак на нас не сказался.

Куин продолжал напевать.

— Честное слово, Уна, это совсем неплохо.

— Может, твоим религиозным приятелям понравится, — сказала она. — Которые скоро выстрелят.

— Очень может быть, — ответил он и напел еще несколько тактов. — Я представляю, как это будет звучать с профессиональным виброфоном.

Уна понятия не имела, что такое виброфон, почему-то это слово напомнило ей, как подпрыгивали ящики с нераспроданными нотами в кузове грузовика, который привез их на Вудворд-стрит. Бедный Говард, такое великое разочарование. Вдруг ей пришло в голову: она подарила Куину граммофонный валик, чтобы показать, что не чужда музыке.

— Надеюсь, вы не позволите этим ребятам спасать вас, — сказала она.

— В их смысле — точно нет, — хитро посмотрел он.

— Ага, у вас на них свои виды, — ответила она.

— Если собрался большой зал, какая разница, кому молиться — Богу или дьяволу, — пожал он плечами.

— Я постепенно урегулировала свои разногласия с Богом. Но вы мне, пожалуй, симпатичней в союзе с дьяволом.

— Во мне не больше дьявольского, чем в страховом агенте, Уна, — сказал он. — У меня есть только работа. Вот что я люблю.

— Так это же просто прекрасно, — ответила она.

— Хочется верить, что твой выбор чего-нибудь да стоит, — тихо заметил он.

Он спрятал листок с нотами и протянул ей руку.

— Рад был познакомиться с вами, Уна.

— Так вы же ничего не знаете обо мне. Я ничего вам не рассказывала.

— Вы даже удивитесь, как хорошо я читаю между строк.

И она вдруг почувствовала, что ее и правда разглядели, и простила ему то, что он уходит.

Затем послышалось бодрое фырчанье на подъездной дорожке, это командир скаутов подъехал на своем сером фургоне.

— Здравствуйте, мисс Виткус! — крикнул он, вылезая. — Простите, что мы поздно!

Красивый, здоровый, доброжелательный, он шел по дорожке, ведя за собой мальчика — того же возраста, что предыдущий, — в несуразно сидевшей одежде и с одним-единственным значком. У этого мальчика не было круглых серьезных серо-голубых глаз. У этого мальчика не было тонких, как прутик, запястий. Этот мальчик не сказал: «Как приятно с вами познакомиться», будто романтический герой из фильма сороковых годов.

Этот мальчик вообще не произнес ни слова, пока двое мужчин меряли взглядами друг друга.

— Я как раз закончил работать, Тед. Семь недель, как договаривались, — сказал Куин.

— Да, я знаю.

Маленький скаут вертел головой, глядя то на одного мужчину, то на другого.

— Я не ожидала нового мальчика, — сказала Уна.

— Мы не хотим бросать вас на произвол судьбы, мисс Виткус, — сказал командир скаутов. Его униформа была безупречно отглажена, несмотря на жару. — Это Ноа.

Новый мальчик пробормотал что-то нечленораздельное. О нет, он совсем не годится. Наверняка окажется тупым, или скучным, или ленивым, вплоть до отвращения к труду. Как бы то ни было, Уне хотелось, чтобы они оба поскорее убрались прочь, эти близнецы — столпы общественного порядка в одинаковых коричневых рубашках. Даже если соглашаться на другого мальчика, пусть он приходит по воскресеньям. Или по пятницам. Ей не нужен новый субботний мальчик.