Честь самурая - Эйдзи Есикава

— Понял, мой господин. Значит, завтра?

— Чем раньше, тем лучше.

— И где же?

— В Удзи.

— Следует ли казнить его на площади?

Хидэёси на мгновение задумался:

— Думаю, выбор сделает сам Гэмба. А он наверняка захочет принять смерть в поле, прошествовав перед тем по городу.

На другой день Хидэёси вручил Хикоэмону, готовившемуся выехать в Удзи, два шелковых кимоно.

— Наверное, платье Гэмбы превратилось в лохмотья. Пусть перед смертью переоденется в чистое.

В тот же день Хикоэмон отбыл в Удзи, чтобы повидаться с Гэмбой, которого держали в одиночном заключении.

— Князь Хидэёси повелел, чтобы вас провели по Киото, а затем обезглавили в поле под Удзи, как вы сами того хотели.

Ни один мускул не дрогнул в лице Гэмбы.

— Передайте князю мою признательность, — учтиво отозвался он.

— Князь Хидэёси прислал вам эти одежды.

Взглянув на два шелковых кимоно, Гэмба отказался:

— Поблагодарите князя Хидэёси за доброту. Не думаю, что эта одежда мне к лицу. Верните ее, пожалуйста, своему господину.

— Вы недовольны?

— Эти наряды годились бы пешему воину. Когда меня, родного племянника князя Кацуиэ, столица увидит в таком платье, это навлечет на покойного лишний позор. Моя одежда изношена, но она пропитана духом битвы, и пусть меня проведут по городу в ней. Если князь Хидэёси дозволит мне переодеться, пусть подберет что-нибудь достойное.

— Я передам эту просьбу. Что именно вы хотели бы?

— Красный свободный плащ с широкими рукавами. Под него — алое шелковое кимоно, расшитое серебром. — Гэмба и в этот роковой час говорил, не тая своих чувств и мыслей. — Все знают, что меня схватили крестьяне, связали и выдали врагу. Я опозорен тем, что взят живым. До последнего мига надеялся я исхитриться и убить князя Хидэёси и не смог этого совершить. Когда меня проведут по столице, это привлечет внимание. Стыдно мне выступать в невзрачном кимоно вроде того, что привезли вы. Я буду удовлетворен, если появлюсь перед толпой в роскошных нарядах, какие носил на поле брани, когда за плечами у меня реяло знамя полководца. И я хочу, чтобы меня связали еще раз, на глазах у всех, перед тем, как я взойду в повозку — в доказательство, что я не гневаюсь.

Присущая Гэмбе прямота была одной из самых привлекательных его черт. Когда Хикоэмон доложил Хидэёси о просьбе узника, князь немедленно приказал исполнить ее.

Настал день казни Гэмбы. Пленный помылся, тщательно пригладил волосы, облачился в алое кимоно и — поверх него — в свободный красный плащ с широкими рукавами. Протянув вперед руки, он дал себя связать, затем взошел в повозку. Всего тридцать лет должно было исполниться ему в этом году, и он был так крепок телом и духом, что все невольно жалели этого могучего и красивого человека.

Повозка проехала по улицам Киото и вернулась в Удзи. Там уже дожидалась расстеленная на земле звериная шкура.

— Вы можете сами исполнить обряд сэппуку, — сказал палач.

Гэмбе протянули малый меч. В ответ он лишь презрительно рассмеялся.

— Я не приму никаких одолжений.

Его обезглавили со связанными руками.

Шел к концу шестой месяц года.

— Должно быть, строительство крепости в Осаке продвинулось далеко, — сказал Хидэёси. — Нужно взглянуть, как идут дела.

Прибыв в Осаку, он осмотрел работы и выслушал объяснения начальника строительства. Болото в Наниве засыпали. Оба рва вырыли на указанные длину, глубину и ширину. Вокруг стройки повсюду открылись первые купеческие лавки. В заливе Сакаи и устье реки Ясудзи виделись сотни челнов, доверху груженных тяжелыми камнями, их паруса едва возвышались над водой. Хидэёси остановился там, где предстояло воздвигнуть главную цитадель. Оглядевшись по сторонам, он увидел десятки тысяч мастеровых и умельцев самых разных дел. Люди работали посменно, днем и ночью, так что работы ни на миг не прекращались.

Рабочих на строительство истребовали у каждого клана. Если какой-нибудь князь не доставлял указанное число людей, его жестоко карали, не считаясь с достоинством. Распоряжение работами установилось по строгому старшинству: начальник участка, сотники и десятники. У начальников и надсмотрщиков был четко очерченный круг обязанностей и полномочий. Уличенным в безделье сразу отрубали голову. Если провиниться случалось надсмотрщику из самураев, то он, не дожидаясь казни, совершал сэппуку.

Истинным виновником переживаний Хидэёси оставался Иэясу. Всю свою жизнь Хидэёси был убежден, что Иэясу самый замечательный человек своего времени, не считая, конечно, князя Нобунаги. Хидэёси понимал: неожиданно возвысившись, он вызвал подозрения у Иэясу, а потому столкновение неизбежно.

Когда наступил восьмой месяц, он приказал Цуде Нобукацу преподнести Иэясу знаменитый меч, выкованный самим Фудо Куниюки.

— Передай князю Иэясу, что присланная им драгоценная шкатулка доставила мне неизъяснимое наслаждение и что это — ответный дар.

Цуда выехал в Хамамацу в первые дни месяца и возвратился около десятого числа.

— Гостеприимство клана Токугава было настолько щедрым, что я не нахожу слов описать его. Это в высшей степени трогательно, — доложил Нобукацу.

— В добром ли здравии пребывает князь Иэясу?

— Насколько можно судить, в превосходном.

— Достойно ли ведут себя его приверженцы?

— В Хамамацу царит порядок, какого не встретишь в других крепостях. Все приверженцы клана выступают как члены одной семьи.

— Доводилось слышать, что Иэясу взял на службу большое число новых людей.

— Большинство их раньше принадлежало к клану Такэда.

Беседуя с Нобукацу, Хидэёси внезапно подумал о разнице в возрасте между собой и Иэясу. Увы, Хидэёси был много старше. Ему сейчас сорок шесть лет, тогда как Иэясу всего сорок один. Разница в пять лет. Сейчас молодой Иэясу заботил Хидэёси куда больше, чем до того старший по возрасту Кацуиэ.

Но все эти тревоги и волнения он таил под спудом. Внешне ничто не говорило, что, едва разделавшись с кланом Сибата, он замыслил новую войну. Да и отношения между Иэясу и Хидэёси казались безупречными. В десятом месяце Хидэёси подал императору прошение с тем, чтобы тот даровал Иэясу новый, еще более высокий титул.

Малолетнему князю Самбоси исполнилось четыре года. Князья из провинций съехались в Адзути отпраздновать Новый год, выказать почтение главе клана и помолиться за его здоровье.

— Вы ли это, уважаемый Сёню?

— Господин Гамо, как приятно вас видеть!

Два военачальника случайно встретились у входа в главный зал внутренней цитадели. Один из них был Икэда Сёню, переведенный в крепость Огаки из Осаки, чтобы освободить место для Хидэёси. Другой был Гамо Удзисато.