Коллеги - Лариса Уварова

— Что ж, — произнес он суховато, — мне очень лестно слышать это именно от вас. Вы талантливая тележурналистка.

— Благодарю вас, — Анна поднялась с дивана, вслед за ней поднялся и Дэн.

Вся сцена отдавала такой официальностью, что после взаимной благодарности нашим героям не оставалось ничего другого, как раскланяться и разойтись в разные стороны. Но вопреки всем канонам Дэн вдруг спросил:

— Скажите, как вы планируете ваш завтрашний день?

— То есть? — насторожилась Анна.

— Я имею в виду ваше рабочее время, — пояснил Дэн.

— Ах, вот вы о чем? — Она облегченно вздохнула, но в этом вздохе невольно прозвучало то же разочарование, что и несколько минут назад у Дэна. Анна порылась в сумочке и достала ежедневник. Лихорадочно перелистнула несколько страниц. — Да, вот оно, завтра. Так, в девять ноль‑ноль вы согласились дать интервью перед показом своей коллекции. Потом надо обговорить кое‑какие технические детали со съемочной группой, ну и…

— Ну и?

— Ну и сама демонстрация вашей коллекции, конечно.

— Присядьте, — спокойно попросил Дэн.

— Что?

— Присядьте же! Нам надо кое‑что прояснить напоследок.

Анна послушно опустилась на диван. Ей очень хотелось остаться наедине с Дэном хотя бы еще на несколько минут, и в то же время ничего она не желала больше, как бежать от него за тридевять земель, в тридевятое царство, где никто не слышал ни о модельном агентстве «Russian Stars», ни о его владельце, Дэне Смирнове, к которому она чувствовала нечто более сильное, чем простое влечение.

— Скажите, насколько я понимаю, съемки демонстрации коллекции не требуют вашего непосредственного участия? — поинтересовался Дэн.

— Что вы имеете в виду? — снова насторожилась Анна. — Ну да, — ответила она, справившись с собой, — в общем‑то Вано, мой оператор, и вся моя съемочная группа прекрасно справляются сами. Я не занимаюсь технической стороной съемок, это не входит в мою компетенцию, хотя кое‑что в этой области я, понятное дело, знаю, иначе и быть не может.

Дэн рассеянно похлопал ладонью по подлокотнику дивана, как будто то, что он собирался сказать, не имело особого значения.

— Я хотел бы предложить вам, — сказал он, не глядя на Анну, — присутствовать на демонстрации моей коллекции в качестве гостьи. Для вас будет зарезервировано место в первом ряду. Мне будет приятно, — добавил он, увидев краем глаза, что Анна сделала порывистый жест, словно собираясь уходить, — увидеть вас в первом ряду среди моих гостей. Ведь вы принимали непосредственное участие в том, что происходило здесь в течение последних месяцев, и наблюдали за моим скромным созидательным трудом, за моими попытками выразить невыразимое.

— Невыразимое? — машинально повторила Анна, не зная, как реагировать.

— Да, я имею в виду таинственную женскую душу. Поверьте, даже для меня она до сих пор остается полной загадок, несмотря на то, что я изучаю ее не первый десяток лет.

Анна невольно вспыхнула. Кажется, она действительно привлекает его, раз он сделал ей такое предложение. И все‑таки ей было как‑то неловко. Надо что‑то ответить, но и откровенно показать свою радость Анна не могла.

— Мне очень приятно, — начала она.

— Отлично, — просиял Дэн, будто Анна уже сказала «да». — Я так и знал, что вы согласитесь, — добавил он, не давая ей возразить. — Даже взял на себя смелость заранее приготовить то, что собирался вам отдать. — Дэн вручил Анне коробку, обернутую в блестящую бумагу и завязанную изящным бантом.

— Что это? — удивилась она, не решаясь взять ее.

— Это… впрочем, увидите. Пусть это будем моим сюрпризом для вас. Надеюсь, он вам понравится. Кажется, вы сказали, что вам пора идти. Простите, что так говорю вам, но у меня и самого еще остались невыполненными несколько дел, с которыми неплохо было бы покончить сегодня. А, вы уже и сами собирались уходить? Позвольте поцеловать вашу руку.

Попрощавшись с Анной, Дэн отвернулся, даже не посмотрев, как она уходит. Потом неторопливо подошел к телефону.

— Да, мистер Ван‑Вейлен. Партия уже выслана. Именно то, о чем мы с вами говорили. Нет, никаких нежелательных слухов, думаю, не будет, тем более что я намерен кое‑что предпринять. Уверяю вас, никто и не подумает плохого. Скорее, вызывало бы подозрение то, что я продолжаю избегать СМИ. А теперь все, естественно, изменится. Да, я намерен всерьез выйти в свет, чтобы никто ничего не заподозрил. Да, все в порядке, вы можете быть спокойны. А, вас интересует моя новая коллекция? Да, завтра демонстрация. Название? Скажу по секрету, я назвал ее одним женским именем, но большего пока не сообщу. Это будет настоящая бомба. Никто этого не ожидает, даже обладательница имени, о котором я вам намекнул.

Вернувшись домой, Анна первым делом торопливо развязала бант и развернула бумагу. На фирменной коробке большими буквами было написано по‑английски «От Дэна Смирнова». Еще не открыв ее, она догадалась, что в ней лежит. Не веря своим глазам, сняла крышку. В коробке, завернутое в тонкую бумагу, лежало платье, при виде которого у нее захватило дух. Анна в жизни не видела ничего более красивого. Завтра она обязательно наденет его, именно этого хочет Дэн.

Лилечка проснулась около шести утра. Было темно. Алексей мирно спал, она не стала его тревожить — пусть отдохнет.

Некоторое время Лилечка просто лежала, пытаясь понять, что же ее разбудило. Обычно ей всегда было трудно проснуться рано, а тут, словно что‑то толкнуло. Она прислушалась к себе. Что‑то было не так, но что именно, понять не могла. И только когда тихонько встала с постели, почувствовала, что ей нехорошо. Она ощущала слабость, как будто не спала всю ночь, в горле стоял ком, ее подташнивало. Подумав немного — спросонья это получалось медленнее обычного, — Лилечка полезла в сумочку, где, в числе прочего, лежал заветный календарик, внимательно посмотрела на него, что‑то подсчитала.

Задержка на два дня. Конечно, это еще ни о чем не говорит, но Лилечка обрадовалась: быть может, это как раз то, чего она втайне уже давно ждет и о чем мечтает? Лилечке всегда хотелось, чтобы у нее был ребенок. Ребенок? Ну, это только для начала. А лучше — двое детей или даже трое. Сама она была единственным ребенком в семье, так что родители слишком усиленно старались ее воспитывать. Лилечка всегда помнила, как в детстве мечтала о братике или сестренке, но так и осталась единственным ребенком, на которого родители взвалили — иначе не скажешь — бремя своей любви. Только став взрослой, она смогла вырваться из‑под их опеки, уехала учиться в Москву, но и здесь они часто давали о себе знать. Лилечка получала от них письма каждую неделю и добросовестно отвечала на них, хотя это не доставляло ей ни малейшего удовольствия — уж больно деспотично они всегда себя вели и даже в письмах старались навязать дочери свое мнение.

Стоило Лилечкиным родителям день‑другой не увидеть ее по телевизору, как они поднимали настоящий переполох: звонили ей, невзирая на дороговизну междугородных звонков, и часами выспрашивали, не случилось ли чего‑нибудь? Когда же видели ее на экране, то тоже не успокаивались: Лилечкина мама считала своим долгом высказывать критические замечания в адрес дочери, полагая, что это ее воспитает и сделает зрелым человеком. То, что Лилечке стукнуло уже двадцать восемь и она по всем меркам считается взрослой, родителей не смущало.