Королевы-соперницы - Фиделис Морган

— Извини за упаковку! — Пипс улыбнулся графине. — Бульварная газетенка «Лондонский глашатай». Его покупает моя экономка. Сам я и в дом ее не внес бы.

Покраснев и радуясь, что не выдала себя, признавшись, что работает как раз на «Глашатай», графиня поднялась.

— С удовольствием прочту твою книгу, Сэмюэл. Пишешь что-нибудь новое?

— Нет. Пожалуй, остановлюсь на этом. Глаза уже не те, знаешь ли. — Он прищурился на газетный текст. — Все расплывается, вижу только серые пятна. — Он глянул в окно. Река была заполнена маленькими судами, плывшими вверх и вниз по течению. Пипс в молчании проводил глазами изящный таможенный катер. — Вдаль я вижу лучше, но... — Он пожал плечами и протянул графине завернутую книгу. — Может, я и не автор первого ряда, как нынешний поэт-лауреат, Наум Тейт, или даже его предшественник, великий Томас Шадуэлл, чьи имена, без сомнения, отзовутся эхом в последующих поколениях, но, скрещиваю пальцы, этот томик может обеспечить мне местечко в анналах английской истории.

Графиня подошла к двери, которую Пипс открыл и придерживал. Проходя мимо Пипса, сыщица осознала, что он стоит чуть ближе, чем следовало бы, так что их тела вынужденно соприкоснулись. Сколько лет прошло, а этот старый греховодник ничуть не изменился.

— Если тебе захочется приятно провести вечер, садись у камина с чашечкой шоколада и читай. — Он поцеловал ее в щеку и, перегнувшись через перила, смотрел, как она спускается на первый этаж. — Мне кажется, я не погрешу против скромности, если заверю тебя, что ты не разочаруешься.

Благополучно выбравшись на улицу, графиня присела на каменную скамью внутри Водных ворот и сорвала с книги обертку. Ей не терпелось увидеть, что же такое написал Пипс, что давало ему право претендовать на память потомков.

С волнением открыв книгу, она уставилась на титульный лист: «Мемуары касательно состояния королевского флота Англии». Она осторожно перевернула несколько страниц. Списки и описания кораблей и продовольствия. Кто будет читать эту скукотень? Зевнув, она сунула книгу в сумку. Пригодится подложить под ножку покосившегося кухонного стола. Но что касается места в будущем...

Чушь! У Пипса столько же возможностей достичь этого, сколько у человечества — высадиться на Луну.

Элпью первой поднялась в квартиру Ребекки. Она осторожно открыла дверь и просунула внутрь голову. Что-то слегка шевельнулось перед ней, и она подпрыгнула. Но это оказалось всего лишь ее собственное отражение в двух зеркалах, висевших в холле. Элпью подняла письма, которые были засунуты под дверь, и подала их Ребекке, а сама тихонько прошла вперед, в гостиную актрисы.

— Я быстро. — Ребекка опустила на пол Рыжика, и он весело забегал по холлу. — Мне нужно взять грим, шпильки и китовый ус для корсетов. Ну, ты знаешь, обычные женские причиндалы.

Элпью кивнула и подошла к окну, выходившему на улицу.

Ей открылся весьма приятный вид: ряд магазинов, вывески которых покачивались на ветру. Слышался отдаленный треск мушкетных залпов, доносившихся с площади, и голос Ребекки, напевавшей в спальне.

Что имел в виду Рейкуэлл, напомнив Ребекке про ее «маленький секрет»? Элпью огляделась, подметив прекрасную обстановку комнаты. Неужели все актеры живут в такой роскоши? Стены были обиты шелковой парчой, зеркала в холле, как и блестящие зеркальные бра, очень напоминали венецианские. Мебель была украшена изящной резьбой.

Минуточку! Быть может, все это лишь фасад, как в доме графини. И возможно, все остальные комнаты в этом доме обветшали. Элпью на цыпочках прокралась через холл и вошла в помещение за приоткрытой дверью. Взору ее предстала еще одна прекрасно обставленная комната, полная дорогой мебели: красивый обеденный стол и стулья, большой дубовый ящик на буфете рядом с дверью. Элпью не могла удержаться, чтобы не заглянуть в него. Она взялась за крышку. Не заперто. Ящик был до краев наполнен сухими листьями. Элпью запустила в них руку. Чай! Элпью ахнула. Лучший сорт! Да эта женщина, должно быть, богата, как Крез! Все знали, какой роскошью был чай и сколько он стоил. А по аромату и размеру листьев Элпью поняла, что это самый лучший сорт. Большинство индийских лавчонок в городе продавали чай, по виду напоминавший пыль.

Элпью аккуратно опустила крышку и заглянула в буфет. Там, где она ожидала увидеть столовое белье или посуду, рядами стояли бутылки бренди. Вот это да, Ребекка, вероятно, богаче того шотландца, который владеет «Куттсом», новой банкирской компанией, на вывеске которой на Стрэнде красуются три короны.

— Ну как, все хорошо рассмотрела? — В дверях, сложив на груди руки и притопывая ножкой, стояла Ребекка.

Элпью отскочила от буфета и захлопнула дверцу, заставив его содержимое зазвенеть.

Она была уверена, что на ее лице застыло неплохое изображение Ужаса.

— Правильно, что вы боитесь, мистрис Элпью. — Ребекка устремила на нее грозный взгляд. — Уверена, если бы вы смогли по желанию изображать столь чистые эмоции, вы были бы лучшей актрисой во вселенной.

— Простите. — Элпью бочком отодвигалась от буфета.

— И, предупреждая ваши вопросы: да, у меня есть кое-какие деньги. Их оставил мне отец. Он был адвокатом. Вы же знаете, что юристы зарабатывают в сто раз больше всех остальных. — Ребекка вышла из комнаты, и Элпью последовала за ней в переднюю, где пришлось наполнить вещами коробку. — Вам не слишком тяжело?

Пока Элпью приподнимала коробку, Ребекка просмотрела письма. На одно она уставилась с недоумением, затем сломала печать. Побледнев, актриса уронила листок на стол и, пошатнувшись, опустилась на стоявший рядом стул.

— Вы хорошо себя чувствуете?

Элпью взяла письмо. Ребекка закрыла лицо руками, из груди ее вырвалось рыдание. Текст состоял из вырезанных из газеты и небрежно наклеенных слов. Они составляли следующее предложение:

«На ее месте должна была быть ТЫ».

Графиня четыре раза прошла от артистического входа концертного зала на Вильерс-стрит до водопровода и далее, по дорожке вдоль берега реки — к парадному входу в концертный зал с Бэкингем-стрит. От заднего входа, где Анну Лукас в последний раз видели живой, до водопровода, где нашли ее тело, было меньше минуты ходьбы. Во двор и из двора водопровода выезжали тележки, но в остальном улицы были тихими. А вечером, как только зрители заполняли зал, здесь становилось темно и пустынно, чему была свидетелем сама графиня.

Она прошла мимо Водных ворот и посмотрела на окно Пипса.

— Спасибо, что оставили мою шляпу, — раздался за спиной графини голос. Она развернулась и увидела продавца имбирных коврижек, снимавшего с маленькой тачки жаровню и коробки с коврижками. — Обожаю Монтеверди.

— И вам спасибо, что спасли меня от позора в ту трагическую ночь, — сказала графиня.

— Бедная леди. — Торговец засыпал в жаровню куль угля. — Подумать только, я находился от этого места всего в нескольких ярдах и все равно ничего не видел.