Цена риска - Майкл Стэкпол

— Я знаю, мои люди докладывают мне не о нем, а о вашей сестре. — В голосе Курайтиса послышались загадочные нотки. — Вы ведь именно этого и хотите, не так ли?

— Своих врагов я выбираю сам — это моя прерогатива.

— А я стараюсь, чтобы ваши враги не отняли у вас жизнь, — и это моя работа.

Виктор посмотрел на свой хронометр:

— Ты прекрасно справляешься с ней.

— Пока справляюсь, — уверенно согласился Курайтис.

— Прекрасное и очень своевременное уточнение. Через несколько минут я должен быть на важной встрече. Эти реформисты тюрем с ума посходили, они становятся опасны. Сначала они требуют для заключенных отпуска, затем свободного выхода на работу, а теперь хотят заменить тюремное наказание домашним арестом. Как ты думаешь, все эти вопросы могут касаться службы безопасности?

— Никоим образом.

Виктор недовольно заворчал, снова посмотрел на хронометр и, будто вспомнив что-то, снова обратился к Курайтису:

— Кстати, Курайтис, когда Катрин с Галеном прибывают на Солярис?

— Сейчас они находятся в пределах системы, а прибывают на следующий день после прилета герцога Риана.

«Не сомневаюсь, что Катрин постарается сделать из своего прибытия целый спектакль, очарует публику и затмит Риана», — размышлял Виктор, готовясь к встрече. На нем были голубого цвета брюки, теперь он надел в тон к ним официальный мундир. Левую половину его груди украшали с полдюжины медалей, золотой аксельбант спускался с левого плеча. Его правое плечо украшал крест Лиранской гвардии. Строгий бант указывал на принадлежность к элитному батальону.

Выбранный Виктором неброский простой платиновый браслет свободно сидел на руке, слегка спускаясь, — так их носят колдуны. Он вдруг осознал, что браслет и точно был волшебный, он давал его обладателю власть и делал объектом поклонения. «И еще ответственности, — думал Виктор, — того самого качества, которое типы вроде Риана не хотят замечать; своей наградой они считают войну».

— Вот ради этого Риан готов убить меня. — Виктор посмотрел на Курайтиса, беря в руки корону. — Интересно, если ему предложить стать правителем и тут же умереть, он согласится?

— Думаю, он найдет приемлемый выход, — ответил Курайтис.

— Не исключено. — Виктор подбросил корону в воздух, ловко поймал ее, повертел вокруг пальца и неожиданно спросил: — Курайтис, а что с тем человеком в лепрозории на Поулсбо?

Агент ответил своим бесстрастным голосом:

— Перелом ноги у него зажил, сейчас он проходит период реабилитации. Система изолирована, так что можно считать, что он находится в электронном карантине. Своих источников он не раскрывает, но, скорее всего, хозяина он не знает так же, как, впрочем, и хозяин не знает его. Он раздражителен, держится высокомерно, даже агрессивно, но в общем он в порядке, только ему не нравится место, где он находится.

— Тоска по дому?

— Возможно.

— Но мы же с тобой гуманисты, Курайтис, — принц осуждающе посмотрел на своего советника, — и не должны допускать, чтобы человек страдал. — Виктор надел корону. — Введите в его систему все данные о Солярисе на сегодняшний день. Я хочу, чтобы он был готов к тому моменту, когда мы в полном соответствии с требованием реформаторов тюрем и иных пенитенциарных заведений разрешим ему свободно выйти на работу.

Лепрозорий «Милость Божья», Поулсбо Периферийный Маршрут. Федеративное Содружество 8 февраля 3056 г.

Убийца понимал, что, если будет знать, какой сегодня день и какое число, он вполне сможет определить, на каком из миров находится. Т-образная камера пятиметровой высоты, в которой он находился, была выкрашена в белый цвет, и две яркие лампы горели в ней круглосуточно. Окон не было, и время суток убийца определить не мог, хотя, если бы даже и мог, это ему мало помогло: некоторые миры в пределах Федеративного Содружества вращались столь быстро, что уследить за сменой дня и ночи и просчитать дни было все равно невозможно.

Все необходимое убийца получал из окошка, расположенного в двери камеры. Про себя он решил, что дверь указывает на север. Напротив нее, на южной стороне, находились кровать и все, что нужно для туалета. Он знал, что комната напичкана прослушивающей аппаратурой и видеокамерами и те, кто его здесь держал, ежедневно наблюдали за ним, пытаясь отследить малейшие изменения в его поведении. Но изменений не было, каждый день проходил так же уныло и однообразно, как и предыдущий.

На стенах комнаты было установлено по кронштейну, и все они имели разное назначение. Любимой стеной убийцы была западная, там находился тренажер, к которому он подходил, испытывая почти экстатический восторг. Тренажер для него стал почти религиозным символом, вернувшим ему способность ходить даже не прихрамывая. Хирурги, делавшие операцию, оставили на его правом бедре еле заметные шрамы, но убийцу это мало беспокоило, главное — они вернули ему способность ходить.

На столе возле тренажера стоял компьютер. С улыбкой убийца отметил, что это была та же модель, с помощью которой он привел в действие бомбу, убившую Мелиссу Штайнер-Дэвион. Только в нем не было модема, но зато дисковод на десять оптических дисков и объем памяти в сто пятьдесят гигабайт обеспечивали ему доступ к самой разнообразной информации, а громадный экран и клавиатура позволяли пользоваться компьютером даже во время его ежедневных двухчасовых тренировок.

Он подошел к компьютеру и включил его. Экран загорелся, погас и снова загорелся. Появился девиз секретариата разведки Федеративного Содружества, и затем компьютер начал обычную проверку памяти и программ. В это время убийца тоже старался определить день, он искал в рутинных операциях компьютера хоть какой-то ключ, любой самый слабый намек. Ему не хватало чувства реальности.

Он понимал, что секретариат разведки уверен в том, что он убил Мелиссу, у них было достаточно свидетельств против него. Кроме отпечатков пальцев и образцов его волос и кожи, взятых в его квартире на Таркаде, у них были записи его разговоров, но самое главное — у них было прямое доказательство, что именно с его компьютера пошел сигнал к бомбе, убившей Мелиссу Штайнер-Дэвион. Правда, несмотря на все доказательства, в начале расследования убийца пытался разыгрывать невиновность, но агенты провели с ним несколько сеансов допроса под воздействием наркотиков и получили полную информацию от него самого. Но всего этого было все-таки недостаточно для суда, а для уверенности в том, что убийца — он и никто другой, хватало с избытком.

Он не питал никаких иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы. Смертная казнь была разрешена, но фактически применялась крайне редко даже в отношении отпетых убийц и предателей. Даже для таких людей суд определял пожизненное заключение плюс сто лет. Однако убийца сознавал, что, учитывая экстраординарность преступления, в живых его не оставят, всегда найдется для него повод «совершить самоубийство».