Как любовь формирует мозг ребенка? - Сью Герхардт

КАК РАННИЕ ОТНОШЕНИЯ МОГУТ ИЗМЕНИТЬ БИОХИМИЮ МОЗГА И ПРИВЕСТИ К ДЕПРЕССИИ ВО ВЗРОСЛОМ ВОЗРАСТЕ

И ты получил от жизни то, что хотел, в итоге?

Я-да.

И что ты хотел?

Я хотел назвать себя любимым, чувствовать себя

Любимым в этом мире.

Раймонд Карвер, «Последний фрагмент»

Одна из наиболее известных душевных болезней — депрессия. Из описания «черной собаки» Черчилля и «темноты» Уильяма Стирона нам кажется, что мы понимаем, что это означает — быть в депрессии, даже если мы никогда не испытывали сами в полной мере симптомов настоящей депрессии. Типичный сценарий развития депрессии был описан моей клиенткой, Кэрис. Ей казалось, что ранним утром боль особенно сильна. Когда она просыпается, чувство тошноты поднимается из ее желудка. Ее мышцы начинают напрягаться. Ей не хочется вставать и начинать новый день. Зачем все это? Никому нет дела, ничего хорошего нет. В ее теле какое-то острое ощущение, что-то вроде боли, но нельзя сказать, что болит что-то конкретно. Есть еще какое-то чувство пустоты, как голод, но у нее совершенно нет аппетита, не хочется завтракать, да и вообще есть. Ей просто хочется свернуться клубочком в постели и чтобы весь окружающий мир исчез, особенно те картины провалов и унижения, которые постоянно возникают в ее голове. Лицо ее работодателя, когда ей пришлось сообщить ему о том, что она допустила ужасную ошибку; лицо ее бывшего возлюбленного и его слова: «У нас что-то не получается, Кэрис, ты очень много хочешь». Она чувствовала, что у нее никогда уже ничего не будет хорошо; она была бесполезным, плохим человеком, с которым никто не хотел иметь ничего общего.

Поразительное свойство депрессии в том, насколько физически она ощущается. По этой причине, возможно, так популярно описывать депрессию как биохимический дисбаланс, намекая, что это следствие плохого функционирования головного мозга, которое возникло ниоткуда, само по себе или, возможно, является результатом генетической предрасположенности. Профессор Питер Фонаги как-то опросил 20 родителей, обратившихся в его клинику, не проводя какого- то специального предварительного отбора, что, по их мнению, послужило причиной проблем у детей. Он не был удивлен тому, что на первое место они поставили биохимию мозга, сразу за которой следовали «плохие гены» (Фонаги, 2003). Научные исследования и в самом деле подтверждают, что при депрессии имеют место биохимические изменения в нейротрансмиттерах мозга. У людей, страдающих от депрессии, обычно встречается комбинация низкого уровня серотонина и норадреналина. Но ученые попробовали давать подопытным дозы нейрохимических веществ, обнаруженных при депрессии, и это не вызывало депрессии у здоровых людей. Даже если вы вызовете дефицит серотонина с помощью диеты, у здорового человека не будут проявляться симптомы депрессии (Думан и др., 1997). Определенно, не само отсутствие или наличие каких-то биохимических соединений само по себе вызывает депрессию. Более вероятно, что пониженный уровень этих веществ является побочным эффектом сверхактивного механизма реагирования на стресс.

Если Кэрис обратится за медицинской помощью, ей почти наверняка предложат лекарства, чтобы скорректировать уровень этих веществ в головном мозге. Антидепрессанты, такие как прозак, теперь можно найти чуть ли не в каждом доме и часто становятся первым облегчением для тех, кто страдает от депрессии. В некоторых случаях они помогают восстановить равновесие. Однако медицинский подход не так успешен, как этого хотелось бы. Лекарственное лечение имеет свои преимущества для ряда пациентов, но только около трети из них получают полное избавление от симптомов, как показал целый ряд исследований, проведенных Дэвидом Гутманом (Гутман, www.medscape. com). Еще треть отмечает некоторое улучшение, но не избавление от симптомов, и последняя треть вообще не видит никаких улучшений. Компании, производящие лекарства, надеются в будущем улучшить лечение, с помощью построения нейрообразов определяя индивидуальный дисбаланс катехоламинов. Они также начали воздействовать на кортиколиберин, гормон стресса, который запускает выработку кортизола, истинного разбойника, создающего биохимический беспорядок. Возможно, это поможет создать лучшее лекарство в будущем.

Кэрис может также испытать своего рода фаталистическое удовлетворение, узнав о том, что у ее депрессии, возможно, есть генетическая компонента. Некоторые исследования близнецов показывают, что однояйцевые близнецы гораздо чаще демонстрировали идентичные случаи депрессии, чем разнояйцевые (Андризен, 2001:240), но пока недостаточно очевидно, что же именно передается генетически. Согласно Виллнеру, это может быть настолько же неспецифическим признаком, как и интроверсия, которая при определенных условиях может превратиться в депрессию (Виллнер, 1985). Как бы то ни было, каким бы генетическим признаком это ни было, он должен сработать и стать заметным при определенных условиях, при возникновении в окружающей среде некоторых факторов — соответствующие гены не запускаются автоматически, и нельзя сказать, что они неизбежно сработают. В связи с этим становится особенно важным выяснить, что же за мистические факторы это могут быть.

Столкнувшись с эпидемическим ростом случаев депрессии, исследователи попытались идентифицировать эти триггеры. Нашлось множество элементов: недостаток витаминов группы В, недостаток жирных кислот омега-3, потеря родителя в раннем возрасте или серьезные происшествия в жизни, такие как тяжелая утрата или смена места жительства. Стало ясно, что таким триггером является нечто, являющееся и биологическим, и психологическим условием. В то время как у Кэрис могут быть низкими уровни некоторых биохимических веществ в головном мозге, которые влияют на наше настроение, а также неактивные участки пре- фронтальной коры головного мозга, ее состояние также запускается образами и мыслями в ее голове. В частности, чувства покинутости и отвергнутости являются самыми частыми при запуске депрессии.

Я считаю, что центральным для депрессии является хрупкое самосознание, чувство собственного «я». Это глубокий колодец безнадежности, который время от времени переполняется, когда запасы благополучия у ранимого человека опустошаются — по причине ли нехватки каких-то жизненно важных элементов, разрушения взаимоотношений, унижения, болезни или пережитого ограбления. Интересно то, что из тех, кто сталкивается с тяжелой утратой, лишь немногие в самом деле впадают в тяжелую депрессию. В основном люди чувствуют боль и грусть, но эти чувства не разрушают их. Однако те, кто склонен к депрессии, часто впадают в нее от таких событий (Браун и Херрис, 1978; Карр и др., 2000).

Откуда берется это хрупкое чувство собственного «я»? Как и многие другие клиенты, страдающие от депрессии, Кэрис рассказывает мне истории из детства, которые помнит. Некоторые события и фразы привлекают мое особое внимание: «Ты такая эгоистичная», «Ну давай, не тяни!» Я слышу одни и те же фразы от клиента к клиенту: «Это не сработает, ты же знаешь!», «Я так и знала, что ты все напутаешь», «Неудивительно, что ты ей не нравишься», «У твоего брата так замечательно получается ладить с людьми, а в тебе нет ничего интересного», «У тебя это никогда не получится, дай я лучше сама это сделаю», «У тебя совсем нет здравого смысла». Они кажутся довольно безобидными, но они свидетельствуют о достаточно негативной атмосфере, в которой вырос человек, страдающий теперь от депрессии. Будучи многочисленными, они несут посыл о том, что такой человек, как Кэрис, является неадекватным и неэффективным.