Я сделала ошибку - Джейн Корри

– Ужин уже готов, – сообщила Джейн, когда я вышла. – Прошу всех в столовую! Гэри, дорогой, не мог бы ты принести мусс из авокадо?

Я никогда раньше не ела авокадо! Оно относилось к тому, что мама называла «одна из тех дорогих новомодных штучек».

– И сколько же у вас здесь комнат? – осведомился Джок, когда мы заняли свои места вокруг стола со стеклянной столешницей и необыкновенно удобными стульями. Все это так отличалось от шаткого пластикового столика в нашей кухне, где мы и завтракали, и обедали, и ужинали.

– Две приемные и три спальни, – спокойно ответил Гэри.

– Ага, теперь та тоже «приемная», да? – усмехнулся Джок. – Несколько минут назад я подумал, что там «диванная».

Он был похож на собаку с костью – никак не мог угомониться. Мне хотелось съежиться от смущения. Джейн раздавала тарелки с аккуратными зелеными горками мусса на них.

– Мы бы никогда не смогли себе этого позволить, если бы моя бабушка не помогла нам, – объяснила она. И затем добавила почти извиняющимся тоном: – Я знаю, как нам повезло.

Как будто нас с Джоком не было рядом, она нежно пожала руку Гэри над столом. Я невольно почувствовала укол зависти. Они, несомненно, очень любили друг друга!

Джок выглядел так, словно собирался что-то сказать. Я могла бы представить какое-нибудь едкое замечание вроде того, что «некоторым все достается слишком легко». Мне нужно было быстро сменить тему разговора.

– Смотрится очень изысканно, – произнесла я, разглядывая свою тарелку. Но внутренне отчаянно ломала голову, каково на вкус авокадо и как именно его едят. По обе стороны от моего настольного коврика лежало так много ножей, вилок и ложек, что я не знала, с чего начать.

Джейн выглядела довольной.

– Спасибо. Я вычитала рецепт в «Женском еженедельнике».

Я ждала, пока обслужат всех остальных, но, к моему ужасу, Джок принялся набивать рот, как только его тарелка оказалась перед ним. Он проглотил свою порцию в три приема и демонстративно отодвинул пустую тарелку, а затем осушил стакан до дна. Я видела, как Джейн смотрит на него.

– Джок, – сказала она, – может, я принесу вам еще выпить? Или пора подавать следующее блюдо?

– Я сам схожу, – резко поднялся Гэри, прежде чем Джейн успела снова встать. – Тебе нужно отдохнуть. Еще виски, Джок?

– Ваше здоровье! – коротко бросил Джок, когда стакан оказался перед ним. Я хотела сказать мужу, что ему не следует больше пить. Но понимала, что это бесполезно.

– Я тоже всегда говорю Бетси, чтобы она с таким весом поменьше стояла на ногах, – ляпнул Джок, внезапно став разговорчивым. – Она уже достаточно округлилась.

Мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Это нормально – набирать вес во время беременности, – заметил Гэри. – У Джейн было то же самое, когда она вынашивала Элис, не так ли, дорогая?

– Да, – кивнула та. – И я очень быстро все потеряла. Грудное вскармливание помогает.

Джок ничего не ответил. Он просто схватил очередной стакан с виски, который протянул ему Гэри, и сделал большой глоток. Я больше не могла этого выносить.

– Извините, – сказала я, вставая. – Я только выйду в туалет.

– Опять? – усмехнулся Джок.

Несколько минут я просидела на опущенной крышке, закрыв глаза и сожалея, что приняла приглашение Джейн. Что она обо мне подумает? Горячие слезы катились по моему лицу. Я сгорала от стыда. Как я могла выйти замуж за такого человека?

Когда я вернулась, вытирая глаза, Джейн спросила:

– С тобой все в порядке?

Я прикусила губу.

– Не совсем. Прости, но я не знаю, что сказать.

Она сразу сообразила, что я имела в виду.

– Я думаю, это просто потому, что он нервничает и, возможно, немного перепил.

Я обняла ее. Джейн всегда знала, как приободрить меня.

Я до сих пор не понимаю, как пережила тот ужин. Когда Гэри вежливо спросил Джока о его работе, мой муж громко и подробно начал рассказывать о фабрике и о том, какая на нем лежит огромная ответственность. Сам же он не задал Гэри ни единого вопроса о его работе учителя.

Я едва могла заставить себя говорить с Джоком, пока мы возвращались из гостей. Но когда мы добрались до нашего многоквартирного дома, все это вырвалось наружу.

– Как ты мог? – воскликнула я со слезами на глазах, когда мы поднимались по лестнице к нашей входной двери (лифт опять не работал). – Как ты мог вести себя с ними так грубо, когда они были такими милыми?

Джок не отвечал мне, пока мы не зашли в квартиру. Затем тоном более тихим и угрожающим, чем я когда-либо слышала раньше, он произнес:

– Ты их больше не увидишь. Держись людей своего круга. Тогда мы оба будем намного счастливее. Поняла?

– Я серьезно, – говорит Мэтью хрипло, глядя прямо на меня среди звона бокалов, смеха и рождественской суеты в баре. – Я действительно здесь ради тебя. Для того и нужны старые друзья.

– Да, – с сомнением отвечаю я. – Хотя мы не виделись много лет.

– Это не имеет значения, Попс. – Он ставит бокал и наклоняется через стол. – Между нами всегда была связь, не так ли? А жизнь, знаешь ли, не длится вечно.

Мэтью произносит последние две фразы так, будто одна – естественный вывод из другой. Но это очень разные вещи. Я пытаюсь разобраться в этом, но не могу. Я слишком запуталась.

Прямо сейчас я не вижу человека среднего возраста, который вернулся в мою жизнь спустя долгие годы. Я вижу молодого Мэтью, который утешал меня, восемнадцатилетнюю, когда моя мать сбежала. Мэтью, сказавший мне, что я всегда буду для него единственной девушкой.

Этот мужчина дает мне почувствовать себя желанной. По-прежнему. Мужчина, на которого мое тело реагирует даже без прикосновений.

Что, черт возьми, происходит?

Я внезапно встаю.

– Ты уже уходишь? – встревоженно спрашивает он.

– Нет. И в дамскую комнату мне тоже не нужно.

– Я не понимаю.

– А прежний Мэтью понял бы, – вырывается у меня. – Может, пойдем наверх?

Затем я протягиваю ему руку, и мы направляемся к лифту. Словно какая-то другая женщина завладела моим разумом. Я знаю, что это неправильно. Более того, это безумие. Но просто не могу остановиться. И теперь Мэтью понимает мои намерения, он идет так же быстро, как и я.

По иронии судьбы, мой номер снова на четвертом этаже. Может, это знак? Все почти как в прошлый раз, когда мы ночевали вместе в отеле – неужели только в прошлую пятницу? – и в то же время совсем по-другому. Сейчас мы знаем, что делаем и куда идем. Я – это снова я. Храбрее, честнее, чем была в течение многих лет.