Пророчество Апокалипсиса 2012 - Гэри Дженнингс

В прошлой жизни я ел, сидя на корточках у костра, теперь же трапезничал за столом, уставленным множеством мясных и овощных блюд, подававшихся слугами, которые также подносили чашу с водой для омовения рук перед едой и по окончании трапезы.

Ныне я считался даже не учеником Звездочета, а его полноправным помощником, что делало меня еще более важной фигурой. Вдобавок сам Звездочет, лишившийся семьи много лет назад из-за морового поветрия, относился ко мне как к родному сыну. И встречал такое же ответное чувство: он заменил мне родных и близких, которых у меня никогда не было.

Звездный храм представлял собой место жительства и работы как самого придворного звездочета, так и всех тех, кто помогал ему в работе или обслуживал его. Семьям обычно отводилось по две комнаты, служивших спальней и кухней, я же, как человек одинокий, обходился одной спальней, но имел привилегию есть за одним столом со Звездочетом. Астрономический комплекс располагался на территории Церемониального центра, всего в нескольких шагах от главной храмовой пирамиды, где под руководством верховного жреца вершились государственные и религиозные ритуалы. По другую сторону от храмовой пирамиды находился великолепный дворец нашего божественного правителя Кецалькоатля.

Помощник Звездочета, помимо всего прочего, постоянно следил за небесами, дабы извещать город о ходе времени. Когда бог Солнца находился на небе, помощник отслеживал длину тени, отбрасываемой выставленным на свет вертикальным деревянным колышком. Ночью дежурный помощник наблюдал за звездными богами[20], отслеживая их перемещение по небосводу с помощью такого же косого креста, каким мне посчастливилось отбиться от убийцы.

Помимо всего прочего, на Звездочете и мне лежала ответственность за оповещение горожан о ходе времени. Днем и ночью каждый час отмечался ударом в барабан. Жители привыкли сверять продолжительность работы с ударами Барабана времени. По нему же ориентировались часовые на городских стенах, когда заступали на стражу или сменялись с караула.

Через час после рассвета три громких удара в барабан оповещали город о начале рабочего дня. Спустя двенадцать часов барабан снова бил три раза, на сей раз призывая кончать работу. Ну а если барабанный бой раздавался в неурочное время, это могло означать лишь одно — тревогу! Самой тревожной могла бы стать весть о появлении у ворот варваров, однако, несмотря на все возрастающее давление со стороны людей-псов, такого еще не случалось… Пока.

Быстрые, частые удары оповещали о пожаре, что, учитывая засушливую погоду, с одной стороны, и большое количество факелов и жаровен — с другой, было явлением не таким уж редким. Кроме того, уже по барабанному ритму я понял, что полыхает не в самом городе, а где-то за его стенами. Это случалось еще чаще, и нередко по вине ацтеков, постоянно угрожавших границам цивилизованного мира. Время от времени дикари устраивали поджоги, чтобы выманить воинов из населенных пунктов, а когда те оставались без защиты, совершали грабительские набеги. Но разумеется, далеко не всегда причиной пожаров бывала чья-то злая воля. Многие начинались случайно, например из-за незатушенного походного костра, а порой и по вине бога дождя Тлалока, который кроме водяных струй посылал на землю и молнии, причем в последнее время был куда более щедр на небесный огонь, чем на воду. За годы засухи лесные пожары стали столь частым явлением, что я втайне гадал, уж не решил ли Тлалок сделаться богом огня.

Даже наши маисовые поля, особенно весной и в начале лета, пересыхали настолько, что, казалось, ждали только малейшей искры, чтобы воспламениться. А пожары на маисовых полях влекли за собой голод.

Жрецы винили в этих бедствиях нашего божественного правителя Кецалькоатля. Их приверженцы, как и предсказывали мои друзья, вели себя все более вызывающе, особенно когда просочились слухи, что правитель Кецалькоатль не одобряет человеческих жертвоприношений.

Жрецы, чье процветание основывалось как раз на жертвоприношениях, использовали это, чтобы возбудить недовольство правителем. На руку жрецам и их приспешникам играли и участившиеся, сопровождавшиеся поджогами набеги северных дикарей. Засуха и грабительские набеги вынуждали сельское население перебираться все ближе к городу. Люди бросали земли, которые прежде служили им источником пропитания, оставляя их ацтекам, что вело к дальнейшему сокращению площадей посевов и, как следствие, к еще большей нехватке провизии.

Затянувшуюся засуху и недостаток продовольствия жрецы использовали в собственных интересах. Они утверждали, что эти невзгоды являются результатом кощунственного поведения тольтеков, а прежде всего их правителя, навлекшего на себя и свой народ гнев богов.

Большую часть грабительских набегов совершали мои бывшие соплеменники, но виноватым себя я не чувствовал. Я больше не считал себя ацтеком, членом племени людей-псов, и предпочитал вовсе не вспоминать о своем дикарском прошлом. Ныне я принадлежал к привилегированным домочадцам одного из самых влиятельных людей в государстве, и моя нынешняя жизнь была несопоставима с прошлой. Конечно, это не значило, что все в ней было так уж гладко. После двух неудавшихся покушений я понимал, что подвергаюсь серьезной угрозе. Кроме того, мое положение не казалось мне таким уж стабильным: я, например, так и не женился, отчасти из-за неуверенности, связанной с моим прошлым, но более всего из-за колоссальной загруженности работой. По тому, как ко мне относились и Звездочет, и правитель, я чувствовал, что мне определен некий особый жизненный путь. Куда он меня заведет, еще неведомо, а при отсутствии уверенности в будущем обзаводиться семьей и домом мне было боязно. Поэтому вместо семейного ложа я время от времени удовлетворял свою телесную потребность с помощью Цветка Пустыни, в которой видел самую подходящую для себя спутницу и лучшую любовницу, какую только можно пожелать. При этом нам приходилось держать наши с ней отношения в секрете и следить за тем, чтобы не выдать себя неосторожным словом. Ибо добрачная близость запрещалась жрецами, а я имел все основания полагать, что нахожусь под их самым пристальным наблюдением. Они ненавидели все дела и начинания, поддерживаемые Кецалькоатлем и Звездочетом, и я в качестве доверенного помощника Звездочета представлял собой желанную мишень для их злобы. Меня от нападок жрецов могло защитить покровительство близких к правителю Щита и Звездочета, но насчет Цветка у меня такой уверенности не было. Мне вовсе не хотелось, чтобы ее превратили в профессиональную блудницу, за маисовый паек ублажающую воинов и чиновников. А если бы жрецы уличили девушку в ненадлежащем поведении, ее вполне могла ждать столь плачевная участь.

Я направлялся в обсерваторию, к Звездочету. Наблюдательная площадка находилась на вершине башни, представлявшей собой вторую по высоте точку во всем городе: еще выше находился лишь храм на макушке священной пирамиды.