Долиной смертной тени - Дмитрий Володихин

– Я женат, Ханна.

– Как? Как? Ты же сказал… она умерла… погибла… Ты же сказал: авария…

– Все верно. Но я не могу с ней разлучиться… даже с мертвой. Она здесь, Ханна. Она рядом. Я разговариваю с ней каждый день… всегда.

– Время все исправит, Вик. Просто одни излечиваются быстрее, а другие – дольше. Поверь моему опыту, Вик. Женщины понимают в этом чуточку больше, чем мужчины.

– Возможно. Но только… время лечит тех, кто хочет этого.

– Новая жизнь – хорошая штука, Вик. Всегда стоит начать заново, если есть силы. А разве ты ослаб? Разве ты одряхлел, Вик?

– Новая жизнь – хорошая штука, Ханна. Я знаю. Но мне она не нужна. Хочу дорисовать то, что должно быть дорисовано. Мужчины понимают в этом чуточку больше, чем женщины.

Все, замолчали. Я стою на одной ноге, другую опустить боюсь.

Ханна говорит медленно-медленно:

– Кто бы она ни была, она бы тебя отпустила.

– Я сам не отпускаю себя.

И тут Ханна вскочила, загремела чем-то, чего-то еще сшибла…

– Да… какого… а!

Кулаком по столу шваркнула и по корибору понеслась. Я сразу на пол – хлобысть! Она в пяти метрах пронеслась, а меня, вроде, не заметила. Сердце мое – дыг-дыг-дыг-дыг-дыг!

У самой-самой двери Ханна остановилась.

– Передумаешь – заходи. Я тебя жду, Вик. Я жду тебя! Пока еще жду.

И выскакнула. А дверь не закрыла. Очень хорошо, да.

Я с пола поднялся. Весь пол у него тут в масле, штаны теперь насмерть изгвазданы.

– Что думаешь? Хорошая она женщина, красивая. Да и умница к тому же.

Я испугался. С кем это он? Кто это у него еще? Или это он со мной?

– Мя.

– Еще бы ты не согласился! Это же очевидно. Кажется, она влюбилась в меня. Твоя экспертная оценка, котя?

Ой-ой! Да он со зверюгой болтает со своей. Рехнулся?

– Мро-оур-р.

– Выразись яснее.

– Мру-у-у-ур-р. Мру. Мру-у.

– Я не тщеславен, котя, ты же знаешь. И я не настолько обожаю себя. Мне всего-навсего требуется трезвый анализ ситуации. Со стороны-то виднее…

– Мякк. Мя-якк!

– Жрать потом получишь.

– Мя-я-я-якк!

– Сказано – потом. Избаловался. На кого ты стал похож, вольный сын подвалов?

– Мау-яу-уау!

– Согласен, это не мое дело. А все-таки насчет Ханны. Ты ж понимаешь, и посоветоваться-то не с кем…

– Яуо. Мру-у-я-у-ояу…

– Значит, и ты полагаешь, что влюбилась. Скверно, котя, очень скверно. Замечательный человек, а чем я ей могу ответить?

– У-ууууу-у!

– Оставь свои сальные шуточки насчет женщин!

– Мяк. Мямяк.

– Ладно, я беру свои слова назад. Я прошу прощения. Видишь ли, уважаемый котя, у людей все несколько сложнее…

– Мя-я-ау. Уау-уау-уу. Яуа-уа-уау!

– Сам понимаю, что не оптимально. Но такими уж нас Бог создал… Как мне поступить, котя? Принимаются здравые, обдуманные советы. В качестве взрослого, зрелого, много повидавшего мужчи… то есть кота, подскажи, какой образ действий мне…

– Яу-яу-яу-яу-я!

– Ладно, лопай.

Даже отсюда мне слышно было, как этот котище челюстями работает. Хрусть-хрусть-хрусть! Совсем с ума сошел Огородник. Мало того, что с котом разговаривает, еще и кормит его!

Я опять начал потихоньку выбираться. Железяк разных вокруг меня – тыщи, как бы не задеть чего-нибудь… Плохо, если Огородник меня поймает. Осторожненько надо, очень-очень осторожненько…

– Что ж мне делать? Как ей объяснить? Угораздило же…

Пауза. Кот еду изничтожает, надо думать. Ему беседовать некогда.

– Некоторые вещи кажутся правильными, совершенно очевидными, но на самом деле они абсолютно невозможны…

И тут чувствую, какая-то штуковина меня назад тянет. Ну, обернулся я – ай! – там проволочка одним концом мою штанину разорвать хочет, а на другом у нее особенная петелька, которая петелька сейчас-сейчас кучу железяк прямо с верстака сверзит. Я застыл.

– …Сколько лет прошло?

Поворачиваюсь-поворачиваюсь тихонечко, проволочку отцепляю… Фу-уф, теперь не сверзит. И я иду наружу, еще чуть-чуть осталось.

– А впрочем, какая разница…

Прямо передо мной стоит кот. Он, видно, по корибору шел, услышал шорох и морду в мою сторону повернул. Смотрит. Вот я. Кот меня оценил, морду лениво так отвернул и затрюхал-затрюхал к двери. Понятно мне: я нестрашное и несъедобное.

Но если кот – тут, с кем же там Огородник болтает?

Ой-ой!

Я весь холодный сделался. Опять застыл на месте.

– …Знаю, как ты поступила бы. Ты бы дала мне свободу. Ты всегда была очень добра, добрее всех, кого я помню. Благодарю тебя, Катенька, но свобода мне не нужна, свобода мне совсем ни к чему. После тебя уже никого не будет… Я истосковался по тебе. Жду – не дождусь, когда мы встретимся там, за чертой… Но, видишь, Господь к тебе не пускает. Значит, еще что-то нужно ему от меня, значит, еще не все мои дела тут окончены. Потерпи немножечко. Я чувствую, Катенька, осталась какая-то ерунда. Слышишь? Да-да, раньше меня пригибало к земле, а сейчас земля меня едва удерживает… Я уже такой легкий, что ноги сами отрываются от пола. Душа моя хочет улететь… Потерпи, Катенька, срок мой на исходе… Потерпи солнышко. Мне ведь тоже приходится терпеть…

Я вылетел оттуда, как ошпаренный.

* * *

Когда я к Огороднику в следующий раз пришел, его дома не было. И я подумал: зачем это? Я всегда прихожу одинаково. В одно время я прихожу. И он знает: вот, Капрал будет… Не хочет видеть меня? Что я плохого сделал? Не-ет, видно торчит где-нибудь рядом.

Я походил-походил кругом и нашел его. За домом за огородничьим совсем пустой пустырь, никого нет и ничего нет. Только кострища есть и большой пруд есть, очень ядовитый, к нему подходить не надо. А где кострища, там балка метацементная лежит, на три куска расколотая. Вот. Гляжу я: спиной ко мне на одном балочном куске сидят полтора человека. Один человек – Огородник, а половинка – его кот. Кота, наверное, можно считать за половинку. Ветер у-у-у! у-у-у! Холодный ветер. А они сидят. У Огородника волосы треплются, у кота – мохны. Огородник голову задрал, на небо смотрит, и кот тоже смотрит, только не на небо, а вообще.

Я подумал: «Долго сидят. Как у Огородника попа не отмерзла!» Почему долго – не знаю. Вот показалось, что долго, и все тут.

Грустно мне сделалось. Ветер у-у-у! пустырь пустой, холодно, ничего живого кругом, только эти двое. Вот и всё наше житье тут, в Поселке, вроде сиденья на холодном пустыре.