Вторая жизнь - Татьяна Ветрова

— Нет, — отчаянно качаю головой и закрываю руками лицо.

Боже, мне так стыдно. Еще ни разу в жизни не приходилось сталкиваться лоб в лоб с людьми, которых поливала грязью. И ведь так оно и есть. Я настолько была зла на него, что даже не удосужилась проверить информацию. И очень зря…

— В чем дело, Поль? — я слышу ехидные нотки в его голосе и делаю резкий шаг вперед.

— Мне так стыдно, — утыкаюсь лбом в плечо Артему и молчу.

Впервые, я не знаю, что сказать в свое оправдание. Лучше, конечно, признать поражение и извиниться. Но как заставить себя это сделать, если ноги словно вросли в землю и не хотят ступать?

— Я знаю.

Нежное поглаживание по голове и тихий грудной смех раздражают. Вынуждают поднять голову и взглянуть на этого клоуна, который сам минуту назад трясся от страха.

— Отвали, — оттолкнув Артема, поднимаю голову и смело шагаю к любимому брату, стараясь не обращать внимания на удивленные взгляды ребят, которые нас уже заметили.

Остановившись в двух шагах от беседки, облокачиваюсь на деревянное ограждение, выкрашенное белой краской, и жду, когда же он меня заметит. Но такое ощущение, что для него я словно букашка. Он совершенно не замечает присутствия постороннего человека, зато Стас и пока что безымянный парень пялятся на меня удивленно. Будто я восьмое чудо света. Усмехнувшись, оборачиваюсь к Артему и ловлю его нервную улыбку. Хочется крикнуть ему: «Ну давай же, здесь все свои», — но я молчу. Это его бой, и выиграть его он должен в одиночку.

Неизвестная блондинка подбегает к нам, звонко чмокает в щеку ошалевшего парня, имени которого я не знаю, и, развернувшись в сторону, куда пялится ее парень, замирает. Ее глаза расширяются, губы начинают подрагивать, и одна за другой из глаз скатываются слезы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Артем? — неверящим голосом произносит безымянный парень и делает уверенный шаг вперед, да только блондинка его опережает и, взвизгнув, прыгает на моего парня, как на своего.

— Я так рада тебя видеть, — пищит, бессовестно лапая за плечи и шею моего парня. Вдобавок без капли стеснения запускает руку в его волосы, приводя укладку в безобразный вид. Обидно, однако. Мне он разрешил так делать только сегодня утром. Видимо, это какой-то определенный уровень доверия, до которого я наконец-то доросла.

Я стою, смотрю на всю эту картину ошалевшим взглядом и забываю, что здесь мой брат. И, кажется, он меня заметил, и не только меня. Я прямо чувствую, как его взгляд, словно мячик от пинг-понга, скачет туда-сюда. Ой, как бы косоглазие не заработал бедненький.

— Ну и как ты это объяснишь? — неожиданный шепот около уха заставляет вздрогнуть.

Я всегда знала, что братишка у меня умный. По крайней мере, сложить дважды два он может.

— Эм, — мычу, опуская стыдливый взгляд на кеды. — Ну, вы же с ним друзья?

Ой, стукните меня кто-нибудь. Что за бред вылетает из моего рта?

— Друзья.

Тишина за спиной заставляет поднапрячься. Поднимаю голову и ищу взглядом Артема, он срочно мне нужен. Но кто бы мог подумать, что его оккупируют ВСЕ, кроме моего братишки. Неужели он не рад его видеть? Собравшись с духом, медленно поворачиваюсь лицом к Герману. В голове крутится одна-единственная мысль: сожрет или нет. Наверное, нет. Не замечала я как-то, чтобы он по человечине отлетал.

Он не улыбается. Ой как плохо.

— Ты ведь понимаешь, что спорт для него — все, и узнать, что он никогда не сможет исполнить мечту слишком больно?

Пытаюсь напомнить Герману, что Артем — хороший парень. Я бы даже сказала, отличный, но это явно будет преувеличение. И все же глаза начинает щипать и, не выдержав пытливого братского взгляда, я отворачиваюсь к клумбе с благоухающими розами. Это куда приятнее, чем вести войну с тем, кто не желает тебя понимать.

Я не хочу смотреть в глаза брату и тем более Артему. Мне больно. За себя, за свои вдребезги разрушенные мечты. За Артема. Ему столько пришлось пережить, столько перенести операций, что можно сойти с ума. Прошло почти четыре года, а он до сих пор не может смириться с потерей.

— Поль?

Родные руки ложатся на плечи и собственническим движением притягивают к себе, замыкая меня в крепком кольце. Сейчас тот самый момент, когда я должна признаться брату в своих чувствах к Артему, попросить его принять мой выбор, ну, или хотя бы сделать видимость принятия, но не могу. Оказывается, не так уж и легко заставить себя говорить под цепким взглядом цербера.

— Поль? — дружелюбно-вопросительными нотками зовет Герман, вынуждая поднять на него взгляд. Высокий, широкоплечий амбал внушает страх, но только не мне. Я знаю его, как никто другой, и уверена, он не причинит мне никакого вреда. Только вот это не меняет того факта, что мне чертовски неудобно перед ним сейчас.

Глубоко вдохнув, делаю то, о чем, надеюсь, не буду жалеть в будущем.

— Это мой брат, — делаю резкий взмах рукой в сторону Геры. — Это мой парень, — и обратно.

Ну вот. Кажется, все. Отстрелялась.

Тишина вокруг нас кажется невероятно удушающей. Касаясь влажной рукой шеи, начинаю отчаянно растирать до покраснения. Это нервное. Это нормально. К такому в моем окружении привыкли и принимают как данность. Только тишина — ненормально. В нашем маленьком замкнутом треугольнике слишком тихо, будто перед бурей. Почти тихо. На заднем плане слышна болтовня и веселый смех ребят, до которых нам совершенно нет дела. Тут проблемы куда поважнее и требуют срочного решения.

— Брат? — удивленно протягивает Артем, крепче стискивая в объятиях.

«О да, ты даже не представляешь, какой брат. Цербер самый настоящий», — додумываю про себя.

— Парень? — насмешливо звучит из уст братишки. И это куда хуже.

— Аха, — киваю и, резко развернувшись, утыкаюсь носом Артему практически в подмышку и обнимаю за талию. Не хочу смотреть на них. Не сейчас. Пусть вон сами испепеляют друг друга взглядами. Вообще пофиг, что там будет. Одобрение — неплохо, злость — разберемся. Первый раз, что ли, в передряги попадаю.

— Рад, что ты вернулся, — минуту спустя весело произносит Гера и, судя по ощущениям, обнимает Артема, не забывая ущипнуть меня за бок. Взвизгнув, отпрыгиваю в сторону и, широко распахнув глаза, наблюдаю офигительно привлекательную картину. Кулаки, ладонь и крепкое мужское объятие, которого они так ждали оба.