Девочка в подарок - Юлия Резник

разве не знал, что нынче модно брать животных из приюта или забирать с улицы? – повторяет когда-то сказанные Маней слова. Мужики в который раз за этот вечер переглядываются.

– Хм… И как давно ты стал модником?

На это у Браги ответа не находится. Мазнув по друзьям недобрым взглядом, он кивает в сторону столовой:

– Так мы будем жрать, или нет? Я весь день голодный. Алла Григорьевна, спасибо. Дальше мы сами.

Домработница исчезает, только ее и видели. Пока мужики рассаживаются за столом, Назар отходит к винному холодильнику, чтобы выбрать напиток по настроению. Здесь они собирались сотни раз, и каждый чувствует себя как дома.

– Ну? Как все-таки прошла твоя встреча с батей? – интересуется Антон, нарушая размеренный стук приборов. Видно, не один Брагин оголодал.

– Как сказать.

– Учитывая то, что рынок оставался стабильным, инфа о твоем уходе все-таки не подтвердилась. Отец согласился отписать тебе контрольный пакет?

Брага тяжело вздыхает. Дергает пуговички на воротничке рубашки…

– Мы пока бодаемся.

– Насчет чего? Твои условия кажутся предельно простыми. Либо он отписывает контрольный пакет тебе, либо ты уходишь.

– Ты просто Капитан Очевидность, Назар.

– Непонятно, насчет чего тут бодаться, – объясняет тот, пожимая плечами.

– Насчет некоторых дополнительных условий. Я решил, что они для меня приемлемы.

– О чем вообще речь? Он согласился отписать тебе акции, или нет? Сколько ты просил? Пятнадцать процентов?

– Угу. – Брага отпивает из бокала щедрый глоток вина. – Пятнадцать просил я. Отец внес встречное предложение.

– Ну, мудак. Еще и торгуется!

– Как будто не понимает, что без Арса там все к хренам загнется.

– Старый ополоумевший скряга.

Мужики ругаются, перебивая друг друга.

– Да он, собственно, предлагает мне больше.

– Больше?!

– Двадцать вместо пятнадцати.

– При условии…

– Что я женюсь. Старый черт переживает, что его род прервется.

– То есть женишься. И кого-то родишь?

– Второе отдельным пунктом не оговаривается, а по всему естественным образом вытекает из первого.

– Нет, ну вы только подумайте. Даже смешно! Развел тут средневековье. Может, он уже и невесту тебе нашел?

– Нет. Тут у меня карт-бланш, – кривит губы в ухмылке Брага. – Все-таки двадцать первый век на дворе.

– И? Что ты думаешь делать?

– Да ничего. Я ему сразу сказал, куда он может пойти с подобными предложениями.

– А старик что?

– Проявил несвойственное ему терпение. И дал мне месяц на раздумья.

– Ну, а что ему было делать? Он же понимает, сколько там на тебе завязано.

– Думаешь, если Арс его и через месяц пошлет, старикан это схавает? – обращается к Антохе Назар.

– Не уверен. Этот может и на принцип пойти. А ты сам-то что думаешь? – Дубина переводит взгляд на Арсения.

– Все, что я думал, я и озвучил. Других мыслей на этот счет у меня нет. Это что у нас? Кажется, ребрышки… Кому-нибудь подложить?

– Фу, как вы жрете свинину? – закатывает глаза Марат.

– А вы как – лошадей?

– Слушай, Марат, а пони вы тоже едите? Все хотел поинтересоваться.

– Отвали, придурок!

– Нет, ну интересно же. Как по мне, есть маленьких лошадок не по-христиански.

- Я мусульманин!

Зацепившись языками, друзья без умолка болтают, перетирают планы на Новый год, ржут и что-то там прикидывают на будущее. А Браге как-то совсем не до этого. Он ничего не хочет. Ни в будущем, ни вообще. Ну что еще такого с ним может произойти? Чего ему ждать? К чему стремиться? Все уже тысячу раз пройдено и пережито. Ему даже похрену на то, что в конечном счете решит отец. Денег у Арсения и так вперед на несколько жизней скоплено, отцовское дело… да пусть оно горит синим пламенем! Это в бытность пацаном Браге казалось важным забрать свое и восстановить справедливость, теперь же ему даже себе сложно объяснить, какого хрена он до того зациклился на этом вопросе.

Постепенно мужики перекочёвывают в гостиную. Брага садится в кресло. Закидывает ноги на столик, но почти тут же меняет позу. Вскакивает. Сгребает в сторону какие-то журналы, пачку пригласительных, подаренный отцом кортик, пестрые буклеты…

– Что-то случилось?

– Да! Алла Григорьевна! – орет Брага. – Алла Григорьевна-а-а!

Домработница забегает в комнату, заполошно прижимая ладонь к груди:

– Да?

– Где бант?

– К-какой бант?

– На столе лежал бант. Из золотистой атласной ленты.

– Ах… Так я его выбросила. Что, не надо было?

Брага дергает головой.

– Куда выбросили?

– В мусорное ведро. В кухне. Я…

Арсений срывается и почти бегом бежит в кухню. Широко распахивает дверь шкафчика под мойкой. Снимает крышку с ведра. Бант лежит, придавленный сверху какими-то отходами. Луковой шелухой, мясными обрезками, всякой гадостью... Брага брезгливо стряхивает это дело. Достает злосчастный бант. И вроде понимает он, что его действия… ну, какие-то ненормальные, что ли? Но ничего с собой поделать не может. Этот бант – все, что ему осталось от Манюни. Все! И больше ничего нет…

Он откладывает изрядно помятое украшение в сторону и опирается широко расставленными ладонями на столешницу. Это безумие. Абсолютнейшее… Рыться в мусорке.

– Браг, может, давай мы тебе новый бант подгоним?

Арсений сглатывает.

– Отвали.

– Я серьезно. Этот бант моя помощница где-то купила. Я могу спросить, где, и если он так тебе понравился…

– Слушай, я же попросил! Хоть ты не трави душу. Вы… – исправляется Брагин, глядя на выстроившуюся в ряд изрядно прифигевшую от его поведения троицу. Антон присвистывает.

– Все с тобой ясно, дружище. Влип ты по самое не балуйся.

– Не выдумывай ерунды.

– Тогда что с тобой происходит? М-м-м?

– Ничего. Понятно? Ничего со мной не происходит. – Арс зарывается ладонью в волосы. – Просто откат. Знаешь, как после пьянки, когда вечером сильно хорошо, зато наутро очень плохо?

– Так похмелись.

– Не могу. Все закончилось.

– Вот как? А почему?

– В каком это смысле?

– Ну, если тебе так хорошо было, почему все закончилось? Девочка тебя послала? Ты ей надоел?

– Да нет. – Брага как будто вскидывается. Пересекает комнату. И возвращается обратно.

– Так позвони ей, если тебя так кроет. Глядишь, насытишься – надоест. А нет… Тоже вариант. Женишься, порадуешь отца. Тем более о такой невестке он даже мечтать не мог.

– Да я назло ему теперь никогда