Личный лекарь Грозного царя - Александр Сапаров

В школе, как обычно, я словно отстранился от окружающего меня мира – здесь царили запахи больницы, знакомые мне большую часть жизни. Ученики пока еще сидели по разным аудиториям и вскоре должны были собраться для моей лекции. Большинство из них еще не овладели грамотой и сидели, просто слушая меня, лишь несколько грамотеев усердно строчили вслед за моими словами, разбрызгивая капли чернил во все стороны. В который раз я подумал, что надо поторопить Кузьму с перьями для письма. Последние у него уже получались неплохо, но все же бумагу еще царапали.

Я прошел в лабораторию – там, как обычно, священнодействовал Арент, а около него с высокомерным видом стоял Браге и что-то говорил командным голосом. Арент, увидев меня, плачущим тоном сказал:

– Сергий Аникитович, бога ради, не пускай ты сюда астронома! Он считает, что знает достаточно, чтобы давать мне советы, как делать лекарства. Я же ему не советую по поводу его планет – я ничего в этом деле не понимаю.

Действительно, последнее время Браге был частым гостем в нашей лаборатории. Строительство его жилья шло полным ходом, наблюдать за ним было кому. Поэтому астроном днем, собственно, ничем не был занят, что, видимо, изрядно его раздражало, вот он и нашел себе занятие – приходить сюда и изводить моего аптекаря разными придирками. Конечно, Арент звезд с неба не хватал, но был для этого времени изрядным фармацевтом, и ему не нравились высокомерные поучения датчанина. Но, в отличие от того, задирой он не был и молча сносил все поучения.

Я же сейчас был доволен появлением Браге: Арент мог, в отличие от Кошкарова, довольно точно переводить наш разговор, и можно было час времени, остающийся до лекции, уделить планам на будущее.

Арент, только что обрадовавшийся моему приходу, не смог скрыть недовольной гримасы, узнав, что ему надо быть толмачом.

«Вот разбаловал, – мелькнула самокритичная мысль в моей голове, – так, глядишь, скоро на голову сядут и будут погонять».

И вот уже час мы обсуждали перспективы будущего университета. Браге, узнав, что это не мое пустое желание, а царская воля, сразу исполнился энтузиазма – что ни говори, а стать ректором вновь созданного учебного заведения, пусть и в далекой Московии, было интригующей задачей. Мы с ним обсуждали эти проблемы, незаметно повышая голос, и вскоре почти кричали друг другу. Бледный испуганный Арент только успевал переводить наши слова. Но закончился разговор неожиданно. Браге, успокоившись, спросил:

– Сергий Аникитович, так когда ты сможешь выполнить свое обещание? Мне нужен настоящий нос.

От неожиданной смены темы я не успел отойти и несколько секунд старался понять, о чем меня спросили.

– Так нет никаких проблем, можно начинать в любой день, хоть завтра, – ответил я, когда до меня дошла суть вопроса, и пустился в объяснения.

Но когда астроном понял, что сразу никакого носа у него не будет, а придется делать этот нос из куска собственной кожи, и все это будет продолжаться не менее трех-четырех месяцев, он резко помрачнел. И в таком же мрачном настроении ушел, но тем не менее захватил с собой мой рисунок, на котором я быстро набросал очертания его лица с новым носом. Я же, оставив Арента готовить его снадобья, отправился читать лекцию своим ученикам.

Иоанн Васильевич сидел в палате, и рядом с ним была его жена Анна Колтовская, которая и не подозревала, что в другой жизни она уже была давно пострижена в монахини. К сожалению, за семь прошедших лет она так и не смогла родить ребенка царю. Но того, до сих пор радующегося при виде своей жены, это, по всей видимости, не волновало.

Сегодня он встречал у себя митрополита московского и всея Руси Антония, и они говорили о человеке, который даже не подозревал, что его личность может обсуждаться на таком уровне. Получилось это совершенно спонтанно. Митрополит явился к царю с целью просмотреть церковные книги, которые планировалось печатать в типографии боярина Щепотнева. И разговор с них постепенно перешел на личность лекаря.

Анна, сидя рядом со своим царственным мужем, молча, с почтением слушала его беседу с седым старцем.

– Великий государь, много думал я над удивительным этим делом и решил, что не так просто боярин этот нам даден был. С детства претерпел он невзгоды сильные, не каждый бы их смог вынести. Из грязи ему пришлось подниматься, и без провидения Господня здесь не обошлось. И знания ему были даны не от лукавого. Вот смотрю я на тебя, и душа радуется: ныне любой может видеть, что царь всея Руси в полном здравии обретается. А как меня сей отрок от смерти неминучей спас? А ведь я уже душу Господу вручил. Знаю я, без святой молитвы он ни одного дела не начинает, и все ему удается, ну почти все, – оговорился митрополит, вспомнив нескольких больных, все же отдавших богу душу, несмотря на лечение.

Царь ядовито улыбнулся.

– А не ты ли, Антоний, уговаривал меня два года назад ему пятки подпалить и кости молотом переломать, а потом на костер отправить?

Но митрополит не стушевался:

– Но Господь же не допустил этого, понял я свою ошибку, открылись глаза у меня. И теперь в точности уверен: к истинной твоей славе сей боярин тебе дан, – сообщил он царю. – Вот подумай, государь, ведь если бы не его старания, то гнездо змеиное Захарьиных до сих пор свой яд выпускало бы.

Иоанн Васильевич резко помрачнел, а разошедшийся митрополит прикусил язык. Он хорошо помнил, как всего несколько лет назад, в опричные времена ему во двор подбрасывались собачьи головы и царь отказывался с ним встречаться.

– Да вот не все гнездо выжечь удалось, – наконец справившись с гневом, проговорил государь. – Ниточки-то далеко ведут – в Полонию да Литву. Ну ничего, с помощью Господней справимся мы с этой напастью. Давай лучше поговорим, Антоний, вот о чем. Ратует боярин Щепотнев об учреждении университета в Москве, дабы не просто у нас школяры по епархиям да монастырям обучались кто во что горазд, а чтобы знания крепкие получали и со схизмой могли не только огнем, но и словом сражаться. Готов ли ты, митрополит, для заведения такого монахов ученых найти?

Антоний, не ожидавший такого вопроса, задумался.

«И здесь Щепотнев успел», – с усмешкой подумал он.

– Государь, так ежели слово «универсум» – значит, учить всему будут? – спросил он.

– Ну конечно, там отделения и факультеты, как у латинян они называются, разные будут. Но все едино сначала почитай всех придется словесам учить – читать и писать. Твой-то факультет самый большой будет, о том отдельно говорилось. А вот в ректоры Щепотнев своего гостя и моего астролога теперешнего Тихо Браге наметил и моего соизволения на это спрашивает.

Царь замолчал и с хитрым прищуром посмотрел на митрополита.

Антоний резко выпрямился и храбро выкрикнул в лицо царю:

– Пока я жив, не бывать этому, чтобы схизматики богословами православными руководили.

Иоанн Васильевич улыбнулся:

– Рад слышать, что митрополит бестрепетно на защиту веры нашей идет. Только при чем здесь вера, не понимаю. Факультетом богословским управлять будет поставлен тот, кого мы выберем с тобой. А касаемо ректора – здесь задумка совсем другая. Нужны нам мастера знающие, строить, каналы копать, механикусы нужны. А Браге среди таких человек известный, услышат они, кто ректором в университете нашем будет, – и сами захотят к нам отправиться. Браге сам искусен во многих делах, и, может, вскоре об университете моем слава по всем Европам пойдет.