Путешествие с холостяком - Мишель Дуглас

Он закрыл глаза и выругался. У Куин упало сердце.

– Не принимай поспешных решений, Куин. Дай нам время.

– Зачем? – хрипло спросила она. – Что это изменит?

– Что изменит? – Он выпрямился, сцепив зубы, с видимым усилием сдерживал поток обидных слов.

За его спиной солнце медленно опускалось за гряду холмов, рассеивая туманную дымку и высвечивая предметы с предельной четкостью. Куин смотрела на золотисто-изумрудную зелень деревьев на фоне голубого неба и погружалась в отчаяние. Удивительно, какой счастливой она чувствовала себя сегодня утром, когда отказывалась воспринимать реальность, пряча голову в песок, как страус.

Эйден наклонился к ней:

– Между нами могут сложиться не просто хорошие, но удивительные отношения, если ты дашь нам шанс.

Сердце Куин бешено колотилось. Если бы она была птицей, то улетела бы в тот же миг. Слушая его, она испытывала физическую боль. «Ты сломала мою жизнь!» – Куин не допустит, чтобы Эйден когда-нибудь бросил ей эти слова.

– Ошибаешься, – твердо и уверенно сказала она, хотя душа ее разрывалась на части. – Пожалуйста, не приезжай больше. Мальчики полюбили тебя, и день ото дня их привязанность растет. Пора положить этому конец, иначе потом обида будет очень горькой.

Эйден не спускал с нее глаз. Его взгляд был острым и пронзительным.

– Слишком поздно, Куин. Я не отступлю.

Она вздрогнула. Золотые краски догорающего дня окончательно погасли для нее.

– Ох, Эйден…

Он стоял перед ней, как воин, гордо выпрямившись во весь рост, и Куин легко представила себе его внушительную фигуру в зале суда. Даже если ее слова потрясли Эйдена, он не утратил достоинства, не признал поражения.

– Не могу поверить. Неужели ты никогда не задумывалась о том, что происходит между нами?

В его голосе звучала плохо скрытая насмешка, смутившая Куин.

– В чем причина? – потребовал он ответа. – Что тебя останавливает?

Куин взмахнула рукой:

– Хочешь, перечислю по пунктам?

– Давай.

Чем дольше Куин смотрела в сверкающие янтарные глаза Эйдена, тем сильнее ее охватывало возбуждение. Она сцепила ладони, удерживаясь от искушения дотронуться до него.

– Ты не отступишься так просто?

– Не надейся! – Он скривил губы в подобии улыбки. – Поверь, легко ты от меня не отделаешься.

Куин глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Ты утверждаешь, что поездки сюда из Сиднея тебя не пугают, но я отношусь к этому иначе. Меня не устраивают отношения на расстоянии.

– Проблема легко решается, если я открою офис в Ньюкасле или Майтленде. Тебе известно, – спокойно сообщил он, словно речь шла о погоде, – что Майтленд считается самым перспективным, стремительно растущим городом в регионе?

Неужели ради нее он готов уехать из Сиднея? Не может быть!

– Твоя мать невзлюбила меня, ей не на пользу такой стресс.

– Она полюбит тебя, когда узнает поближе.

Куин вдруг прищурила глаза.

– Не для того ли ты настаивал, чтобы я получила университетский диплом? Ведь, по мнению твоей и моей семьи, женщина без высшего образования не вызывает уважения.

– Отвечать на это обвинение ниже моего достоинства, – вспыхнул Эйден. – Теперь я понимаю, какой чудовищный комплекс неполноценности развили в тебе родители и Филипп.

– Чудовищный? – задохнулась от негодования Куин.

Эйден ткнул в нее пальцем:

– Я всегда желал тебе только счастья, от которого ты тупо отказываешься.

– Тупо? – поджала губы Куин, посчитав, что он, пожалуй, имеет право на резкость: она самым обидным образом рушила его планы. Куин изменила тактику, обращаясь к здравому смыслу: – Мы не могли полюбить друг друга за такое короткое время.

Эйден долго молчал, глядя ей в глаза. Куин с трудом выдержала его взгляд.

– Не знаю, как тебе, но мне хватило времени.

Куин тут же вспомнила сцену возле ее гостиничного номера в прошлую субботу.

– Я полюбил тебя в тот миг, когда ты велела мне расслабиться и наслаждаться каждым прожитым днем.

– Потому что я напомнила тебе Дэнни. – Куин не сомневалась, что Эйден влюбился в мираж.

– Ты напомнила мне, что жизнь прекрасна и стоит того, чтобы ее прожить.

Мираж растаял. Он действительно любит ее? Куин собралась с мыслями, сохраняя бдительность.

– У тебя на все есть ответ?

– Конечно, ведь я юрист.

Она не удержалась от смеха, но тут же спохватилась: сейчас не время для веселья.

Взгляд Эйдена смягчился. Повеяло вечерней прохладой. Близилась осень, но еще можно было обходиться без свитеров. Стая ярких какаду кружила над старым эвкалиптом на склоне холма. Их пронзительный крик заглушал нежное чириканье радужных попугайчиков, пролетавших над оливковой рощей. Куин старалась не замечать веселой суеты вокруг, боялась расслабиться, смягчить оборону.

– Куин, что тебя пугает на самом деле?

Она облизнула пересохшие губы.

– Боюсь, однажды ты обвинишь меня в том, что я разрушила твою жизнь.

– Ты разрушишь ее, если уйдешь от меня. – Янтарные глаза умоляли поверить ему.

Сердце Куин дрогнуло, но она лишь покачала головой: это всего лишь слова, пусть даже искренние.

Наступит момент, когда Эйден пожалеет о них. Куин собрала всю силу духа.

– Ты, Эйден, и твоя семья принадлежите тому же кругу, что мои родители, Филипп и его родители, которые говорили, что я ему не пара. У этих людей одинаковые представления о жизни. Со временем ты будешь думать так же. – Она выставила руки перед собой, – Я не готова пройти через это еще раз.

Эйден уставился на нее. Он был мрачнее грозовой тучи. В глазах сверкали молнии. Он разразился гневной тирадой, которую она не рискнула бы повторить.

– Что за идиотские, абсурдные мысли!

Куин заморгала и опустила плечи под градом эпитетов, касающихся ее умственных способностей. Эйден никогда раньше не повышал голоса, не кричал на нее. Она ужаснулась, поняв, что наконец вывела его из терпения. Невероятно… Ведь она любит его! В другой, менее драматичной ситуации Куин могла бы засмеяться, понимая иронию происходящего, но сейчас ей было не до смеха: в данном случае ее любовь ничего не меняла.

Эйден шагнул в сторону, но тут же вернулся обратно.

– Другими словами, все упирается в смелость, которой у тебя нет?

Куин замерла. Возможно, она потеряла сердце, но не гордость.

– Что ты сказал? – Она старалась говорить с ледяной твердостью, но голос дрогнул.