Бретонская колдунья - Юлия Галанина

Камеристки примостились позади гостей, около дверей, и тоже наслаждались пением.

Все, кроме Жаккетты. Она, сидя на низеньком табурете и изобразив полное внимание, пыталась думать.

С непривычки дело шло довольно туго, но Жаккетта не сдавалась. Поняв, что упрямая голова словами думать не хочет, она заставила себя рисовать в мозгу картинки возможных событий.

* * *

Думала же Жаккетта о том, куда девать нубийца и как его кормить.

Сначала возникла довольно интересная картина:

Абдулла сидит в конюшне и увлеченно жует овес и сено.

Но Жаккетта, изругав на все корки свою глупую голову, решительно ее стерла.

Вторая картина была пореалистичней:

Абдулла сидит в кладовой и жует аппетитный окорок. За продуктами к праздничному ужину входят тетушка Франсуаза, повара и управляющий…

Вторая картина Жаккетте тоже не понравилась.

Картина третья перенесла нубийца в их (Жаккетты и Аньес) комнату:

Абдулла сидит под Жаккеттиной кроватью и жует Жаккеттин же обед. Входит Аньес, заглядывает под кровать и падает замертво при виде сбежавшего от кузнеца дьявола. Жаккетта, плача, стоит над свежей могилой подруги…

Картина четвертая засунула несчастного нубийца в потайной ход под башней.

Жаккетта с корзинкой съестного тычется во все закоулки, напрочь забыв верную дорогу в тех лабиринтах, и, в конце концов, натыкается на истощенный, умерший от голода труп Абдуллы…

Бедная Жаккеттина голова так измучилась, выдавая различные ужасы, что стала трещать по все швам.

«Да ну его!» – отказалась от дальнейших раздумий Жаккетта, уставшая от видений. – «Пусть сидит в склепе, чай граф его не покусает! А молиться в часовне святой Агнессе я каждый день могу, когда время есть. Кто мне запретит?»

* * *

Медленно возвращаясь в реальный мир, она услышала последний куплет элегии Ричарда Львиное Сердце, который проникновенно пела Жанна:

Напрасно помощи ищу, темницей скрытый,

Друзьями я богат, но их рука закрыта,

И без ответа жалобу свою

Пою…

Как сон проходят дни. Уходят в вечность годы…

Но разве некогда, во дни былой свободы,

Повсюду, где к войне лишь кликнуть клич могу,

В Анжу, Нормандии, на готском берегу,

Могли ли вы найти смиренного вассала,

Кому б моя рука в защите отказала?

А я покинут!.. В мрачной тесноте тюрьмы

Я видел, как прошли две грустные зимы,

Моля о помощи друзей, темницей скрытый…

Друзьями я богат, но их рука закрыта,

И без ответа жалобу свою

Пою…[33]

– Вот-вот! – тихонько пробурчала Жаккетта, совсем забыв, где находится. – Друзей полна коробка, а поди монетку выпроси! Сидит, бедолага, и поет с горя. Холодный и голодный – только петь и остается…

Сидевшие впереди господа услышали ее резюме и чуть не покатились со смеху, смазав торжественный финал.

* * *

– И поэтому я решила, что двор герцога Франсуа мне подходит!

Жанна с Рене в наступающих сумерках гуляли по саду, рассказывая друг другу последние новости.

– Я сейчас хочу такое важное дело успеть! Представляешь, как будет красиво, если мои камеристки, лакей и кучер будут одеты в парадные платья моих цветов? – взахлеб рассказывала Жанна.

– Это будет великолепно! – охотно согласилась Рене. – Мало кто в наших местах может себе такое позволить. А какого фасона?

– Вот я уже несколько дней и думаю. Ну, лакею с кучером обыкновенный. Ми-парти не хочу. Говорят, при королевском дворе никто уже не носит, но это не важно. Главное – для камеристок подобрать. Я кое-что придумала: само платье темно-лазоревое, а камиза[34]под него тончайшего белого полотна. Лиф впереди шнурованный золоченым шнуром…

– А рукава какие?

Девушки даже остановились, обсуждая захватывающую тему.

– Наверное, разрезные вдоль. И удобно им будет, и красиво. Один большой разрез от плеча через локоть до кисти и по бокам от него в верхней части несколько маленьких, чтобы рубашка выглядывала. И тоже шнуром отделанные. Вот вырез горловины какой сделать?

– О! Сделай квадратный! Мы в Бордо ездили, для приданого тканей взять. Я там говорила с женой суконщика, а они недавно из Флоренции вернулись, так вот она говорит, что там все спереди поголовно носят квадратное декольте! Треугольных и в помине нет, только на спине и остались…

Сначала плавно-дугообразная бровь Жанны несколько приподнялась при упоминании Рене своего приданого (неужели и она рассчитывает выйти замуж в ближайшие пять лет?), но секунду спустя Жанна осознала всю важность сообщения.

– Что ты говоришь!!! Правда, квадратное? Я так и знала!.. А наши уцепились за свои треугольные, не отцепишь! Вот так всегда: все самое важное узнаю в последний момент! Приеду теперь в Ренн дура-дурой! Все платья с треугольными декольте!

Жанна в полном расстройстве опустилась на скамью.

– Да не расстраивайся ты так! Где Флоренция, а где Бретань? Там еще дольше, чем у нас, будут по старинке одеваться! Никто, наверное, о квадратных и не слышал, – утешала ее Рене. – Кое-что тебе Аньес прямо там перешьет, что-то закажешь – и все будет в порядке!..

* * *

Мимо них серой мышкой прошмыгнула Жаккетта, торопясь в склеп к голодному Абдулле.

– А ты куда?! – грозно остановила ее обозленная на весь мир Жанна.

Жаккетта замерла, нехотя развернулась, и изобразив подобие реверанса, сказала:

– Я иду в кладбищенскую часовню, госпожа Жанна! – предельно честно и правдиво глядя широко открытыми глазами в лицо своей хозяйки.

– А наша церковь тебя почему не устраивает? – нахмурилась та, чувствуя в словах служанки некий подвох.

– Так ведь там нету святой Агнессы?! – искренне удивилась Жаккетта.

– Как это нет? – вмешалась Рене.

– Да нету, и все! – возмущенная непонятливостью дам, Жаккетта насупилась, как бычок, и принялась объяснять:

– Тут, в часовне, она с барашком стоит на каменюке, а там нету. Я все обсмотрела – ни ее, ни барашка!

– В церкви все святые незримо присутствуют, даже если их статуй там нет! – попыталась объяснить Рене, но Жаккетта стояла на своем:

– Но тут-то она стоит. И барашек при ней! А там ее не видно, может она ушла куда по делам, или обедает?…

– Иди, куда шла! – рявкнула Жанна, схватившись за виски.