Сэндитон - Джейн Остин

Шарлотта чувствовала, что в этой проповеди присутствует искра озорства. Она быстро взглянула на Сиднея, и, заметив на его лице улыбку, поняла, что не ошиблась. Но решила, что таким лукавым способом он пытается увести ее от главной темы.

– Очень любопытно, но если Вы всё время рассказывали мисс Бриртон о нелегкой судьбе друга, то почему же она не молчала, а говорила и говорила и говорила?

– Ах да! Она как раз рассказывала мне о подобном случае, который был в ее собственной семье. Это и объясняет ее искренний интерес к судьбе Генри. Симпатия обычно возникает на основе общих проблем. Вы согласны с этим?

– Мне ничего неизвестно об этом, – сказала Шарлотта холодно. – Разбитые сердца, безответная любовь и безутешное горе – обо всем этом к великому счастью я знаю только из книг. – Здесь она вдруг осознала, что ее слова звучали раздраженно и капризно, что могло произвести очень неблагоприятное впечатление на Сиднея.

Но он снова от души рассмеялся и довольный, сказал глубокомысленно, что ей очень повезло в любви. Не то, что Генри, которого сейчас так искусно утешает мисс Бриртон, и он снова стал без умолку распространяться о ее многочисленных добродетелях и достоинствах. Это провокация будоражила Шарлотту, но она молча выпускала пар, и старалась не обращать на эту чепуху никакого внимания.

Сидней, казалось, не замечал ни своего вызова, ни ее возмущения и полностью проигнорировал ее многозначное молчание. Тем временем, Шарлотта резко осознала противоречие, которое искажало ее отношение к жизни. Она всегда пыталась произвести впечатление на собеседника и совершенно не задумывалась, чтобы собеседник сумел произвести впечатление на нее. Пока мистер Паркер восторгался Кларой, Шарлотта пришла к выводу, что он был таким же заурядным человеком, как его сестра Диана. Он делал вид, что помогает другу от души, но на самом деле во всем сквозило тщеславие, он чувствовал себя вершителем судеб, порой бестактно вмешивался в жизнь других людей и навязывал им свой уклад. Сидней открыто манипулировал своими друзьями и родственниками, и, похоже, он занимался этим, не первый год, подумала Шарлотта. У Сиднея, как у Дианы, есть своя болезненная страсть. Но при этом, как у всех Паркеров, у него было доброе сердце. Но он позволял себе уступить самонадеянному обману и поверил, что может решать проблемы лучше, чем они сами. И только его всегда приподнятое настроение, его приятные манеры и общительность избавили его от того, чтобы быть таким же смешным, как его сестра.

Но даже когда она пришла к такому заключению и готова была осудить его поведение, Шарлотта не могла не признать, что ему вполне удалось развлечь ее во время этой прогулки. Ей было совершенно ясно, что Сидней постоянно стремился к тому, чтобы доставлять удовольствие и нравиться другим, и ей было немного стыдно, потому что самой ей это не удается.

В новом Сэндитоне не было своей церкви, поэтому по воскресеньям мистер Паркер запрягал лошадей для поездки в приходскую церковь старого Сэндитона.

Леди Денхэм не раз с гордостью говорила ему, что она, несмотря на преклонный возраст, до сих пор предпочитает ходить в церковь пешком. Но Паркеры знали, что пешком леди идет только в одну сторону, неторопливо спускается с холма, заранее занимает свое место не церковной скамье, а сразу после службы садится в стоящий у ворот экипаж и с комфортом поднимается на холм. Она никогда не изменила этой традиции, пока в одно прекрасное воскресное утро на пороге церкви не появились двое молодых джентльменов.

Легкий шепоток пронесся по храму, прихожане то и дело оборачивались на хорошо одетых незнакомцев, скромно присевших на последней скамье. Шарлотта сразу узнала вошедших, это были Сидней Паркер и Генри Бруденалл, сегодня они решили впервые показаться на публике. Мисс Денхэм, сидевшая в первых рядах, бесцеремонно вытянула шею, рассматривая незнакомцев, затем тронула за плечо своего брата и вопросительно посмотрела на него. Он выразительно кивнул, что, видимо, означало: «Да, это именно они», – и вновь углубиться в чтение своего молитвослова. Было совершенно ясно, что они уже наслышаны о прибывших джентльменах, но теперь, наконец, смогли увидеть их. Позади Шарлотты сидели две мисс Бофорт, их усердная молитва на мгновение умолкла, сестры пошушукались и после службы едва ли ни бегом бросились к выходу, чтобы при свете дня получше рассмотреть молодых людей, да и себя показать.

Правда, им всё-таки пришлось пропустить вперед леди Денхэм, которая с удовольствием пользовалась своей привилегией и всегда первой выходила из церкви, следом за ней шла мисс Бриртон. В нарушение заведенного порядка, Сидней Паркер и его друг быстро встали с последнего ряда скамеек и присоединились к ним. А когда остальные прихожане, наконец, вышли на крыльцо, то смогли увидеть, как Сидней усадил знатных дам в свой экипаж и, выхватив вожжи у кучера, лихо погнал коней.

Всё произошло так стремительно, что старшему Паркеру оставалось только развести руками и с улыбкой сказать:

– Ну и ну! Честное слово, мой брат все же опередил нас, сэр Эдвард? Если так пойдет и дальше, то скоро в Сэндитоне не останется ни одной леди, за которой мы могли бы поухаживать. Всего день, как приехал и сразу же перебежал мне дорогу, лишив единственной возможности – раз в неделю проявить галантность к леди Денхэм!

Шарлотта не сомневалась, что на эту шутку сэр Эдвард отреагирует болезненно. Он так поспешно усадил свою сестру в двуколку, что она даже не успела спросить у миссис Паркер, кто из этих незнакомцев их родственник, единственный из Паркеров, кому она еще не представлена.

Девицы Бофорт тоже были разочарованы тем, что снова не были представлены этим весьма интересным джентльменам. Оказалось, что они уже не раз наблюдали со своего балкона, как Сидней и Генри гуляют на бульваре и любуются видами Сэндитона, но пара выразительных женских силуэтов на балконе почему-то совсем не привлекала их внимание.

Тогда две мисс Бофорт решили снизойти с балкона и искать встречи с кавалерами на бульваре. Мисс Летиция оказалась в более выигрышном положении, чем ее старшая сестра. На следующее утро она решительно вышла из дома со своим мольбертом, и стала с неутомимой энергией переходить с ним с песка на гальку, с холма на Террасу. Возможно, она искала подходящую натуру, но натура всё время куда-то ускользала. Тогда от избытка нерастраченных эстетических чувств Летиция решила украшать пейзаж собой, справедливо полагая, что ее присутствие уравновесит любую композицию. Но, увы, старания начинающий художницы так и остались не замеченными.

Старшая мисс Бофорт – Лидия вскоре поняла, что напрасно взяла в Сэндитоне на прокат арфу, она ей только мешала, поэтому без сожаления прикрыв инструмент чехлом, ничем не обремененная юная леди отправилась на бульвар. Мисс Бофорт в отличие от младшей сестры не просто украшала собой живописные уголки Сэндитона, она чувствовала себя едва ли ни главным просветителем курорта. Ведь кто, кроме нее, мог продемонстрировать в провинции у моря свежие летние фасоны. Так она собственноручно соорудила замечательный головной убор, образец которого ей прислала близкая подруга, мисс Никольс. Поверх кружевного чепчика мисс надевала соломенную шляпку, к которой крепился съемный козырек от солнца, он был предусмотрительно сделан из зеленого шелка, чтобы не утомлять глаз и благодаря проволоке мог принимать различные эффектные положения. Мисс Никольс заверила подругу, что такие «курортные шляпки» этим летом носят все без исключения дамы в Рамсгейте; но первыми, конечно, козырьки от солнца примерили на туманном Брайтоне. Шляпка, по ее мнению, была универсальна, защищала от солнца и от ветра, и так удачно обрамляла лицо. Мисс Бофорт не могла не согласиться с подругой, с близкого расстояния шляпка производила очень милое впечатление. Но, к сожалению, Сидней Паркер и Генри Бруденалл так и не приблизились, чтобы заметить единственную в Сэндитоне обладательницу модной шляпы сезона, к тому же принаряженную в легкое летнее платье, которое волнующе колыхалось при любом дуновении ветерка.