Конец легенды - Денис Ватутин

Понимаешь ли, Азиз, или как там тебя… Не суть важно… Понимаешь ли, люди, жизненные пути с которыми у нас расходятся, – они становятся для нас словно умершими. Мы, конечно, знаем, что эти люди сейчас где-то находятся, чем-то заняты и, может быть, даже счастливы, но… Про умерших мы думаем так же – не может ведь простая шальная пуля или старость взять и оборвать такое скопище идей, поступков и мыслей, как человек! Наверняка где-то там, в другом измерении, есть хранилище всех этих душ, информация об этих вариантах прожитой жизни, в некоем спектральном порядке, от «А» до «Я»…

Но все это эфемерно – мы знаем, что так может быть, должно быть, но этих людей, этих поступков и мыслей с нами нет. Мы тяготимся догадками и вымыслом. Я хочу жить в реальном мире! Не думая об этих мертвецах, не волоча за собой этот виртуальный груз иллюзий… Надо это если не знать, то чувствовать… И я чувствую… чувствую то, как я могу жить, и хочу, чтобы мне просто не мешали…

– Вот, значит, как ты заговорил? – Посейдон сидел за столом, на котором стояла лампа, за тем вроде бы самым столом, за которым нас встретил Азиз. Но стол казался более знакомым: спичечные коробки с радиодеталями были разбросаны в беспорядке, от паяльника струилась волнистая ниточка дыма, и лампа оказалась той самой… Слева, у стены, стояло ореховое бюро.

Над стулом-вертушкой, обитым потертым коричневым дерматином, клубился черный, как витающая в воздухе сажа, силуэт с двумя светящимися угольками глаз.

– Значит, тебе мешают? – глухо прозвучал с легким эхом в моих ушах голос Посейдона.

– Скажи мне, где дядя с отцом? – спросил я в ответ.

Они трусливо выжидают,

Они не ведают, что тают.

И только действия поток

Имеет хоть какой-то прок…[29]—

продекламировал он – немного не к месту, как мне показалось.

– Вот ты же сам знаешь, что неправ, – осмелился сказать я, – зачем, не пойму, ты делаешь все это?

Когда вокруг все станут правы,

Исчезнет сущего оправа.

Борьба потухнет, как очаг,

Частица поменяет знак… —

снисходительно прогудел он в моей голове.

– Ты хочешь быть без прошлого и без будущего… Это мне кого-то напоминает… Азиз правильный вопрос тебе задал: что ты будешь делать дальше? Даже если не пойдешь занимать Кресло у Пульта с мировым господством? Ирина нарожает тебе детей? Вы будете претерпевать мелкие ссоры и тихие радости? А если она не пустит тебя в пустыню, когда тебе захочется приключений? Бытовые скандалы и пьянство? Вы разойдетесь? Или ты успокоишься, располнеешь и станешь курить вечерами трубку на крыльце своего уютного домика, пописывать мемуары, плесневеть до самой старости образами прошлого? Пока смерть не разлучит вас? Вы так или иначе станете удобрением для почвы… Но перед этим ты спасешь ее, и ради этого будешь сто раз рисковать жизнью, полезешь на гору… Тебе самому не кажется ли это верхом бесполезной суеты? Зачем все это? Ради унылого существования? Ты же сам говоришь, что вся эта затея с «Зеркалом» – нелепая игра глупых людишек, верно?

– Не совсем. – Я смущенно потер нос: в его словах были разумные доводы. – Я считаю, что эти людишки не глупы, а просто не хотят смотреть внимательно вокруг себя, они обыкновенные недальновидные ребята… Можно сказать, наверное, что эгоисты… Хотя это не совсем верно: замкнутые в себе…

– Тебе надо работать психоаналитиком у злодеев, тогда они все переключатся на позитив. – Он как-то странно заухал, будто филин, – наверное, он так смеялся. – Только одно запомни: по диалектике всегда одна крайность перетекает в другую, в каждом инь есть капелька ян. Так что твои неглупые людишки придушат кого-нибудь из лучших побуждений…

– Мне ни к чему с тобой спорить, старик, – хмыкнул я, ощущая волну странной радости.

– Знаешь, кого мне напоминают твои желания, вот это отсутствие прошлого с будущим? Эта неясная тяга захватить в ловушку мгновение, как у вашего Фауста, – пробубнил он.

– Ну? – вскинул я левую бровь.

– Это типичные повадки глюка! – Он попытался сделать акцент на этой фразе. – Ты – глюк, Странный, фантом, тебя просто не существует, пойми…

Ты квантом вышел из пространства,

В чернилах мрака ты умрешь,

В частице запертой упрямство

Ты вечным адом обретешь…

– Вот как дам тебе сейчас прямым правым в челюсть! – вырвалось у меня. – Это будет чисто по законам физики…

Да, дыры дуют вместо глаз…

И лед луны летит на нас,

Умри, пантограф, у часов…

Что спят на скалах мертвецов…

Он стал немного сероватым и съежился…

Я почувствовал, будто становлюсь больше комнаты, и щекочущее ощущение легкости только усиливается… Я вдруг громогласно захохотал в голос, и окружающий меня мир подернулся мелкой рябью, распавшись на тысячу кусков…

Было холодно, темно и тесно.

Тело мое было зажато между какими-то агрегатами, но некое удобство в позе присутствовало.

Я попытался пошевелить левой ногой – она уперлась в какой-то острый металлический угол. Дышать было тоже сложно – оказывается, мой шлем был герметично пристегнут к комбезу, и из дыхательных баллонов подавался воздух… Тело стыло от холода, хотя внутренний подогрев комбеза был включен.

– Да, Странный, дал ты нефти заводам, – услышал я в шлемофоне хрипловатый голос Джей.

– Где мы? – спросил я и сам удивился своему голосу – какому-то глухому, ватному, словно говорил не я.

– Ты еще спрашиваешь? – Голос Джей выразил легкое удивление. – Скажу тебе так, Дэн: если бы не ты, мы бы сейчас здесь не были… Да… Он еще спрашивает!

– Что я опять натворил? – Я попытался улыбнуться, но не смог – мышцы на лице онемели.

– Ну, как тебе сказать… – Джей задумалась. – Ты, как мне кажется, провел какую-то мощную ментальную атаку на краулере: я не знала, что ты такой колдун у нас… экстра… этот… сенс…

– Какой, на фиг, колдун, Джей, что ты несешь? – Из дыхательной трубки вырвался легкий аромат ментола. – У меня что-то дыхательная смесь ментолом пахнет.

– Это я тебе к шлангу баллончик прицепила с ментоловым стимулятором – мировая вещь! – Джей прищелкнула языком где-то в темноте. – Он тебе раз в пятнадцать минут по микродозе впрыскивает. Понравилось?

– Офигенно, – пробормотал я. – А ты сама-то где?

– Вопрос по теории относительности, – хмыкнула Джей. – Если бы я видела тебя, я бы сказала: слева там, справа или сверху, а учитывая, что я не вижу ни хрена, кроме какой-то металлической переборки с табличкой «Осторожно! Окислитель подается под давлением!», мне сложно сказать, где я конкретно. Одно с уверенностью могу заявить – я где-то рядом.