Сидни Шелдон. Если наступит завтра-2 - Тилли Бэгшоу

Подумал о Трейси. О том, что без нее в его жизни больше нет радости.

И заснул. Крепко и без снов.

О боже! Это Зейн Малик!

Глаза Николаса только что не вываливались из орбит. Раньше он никогда не был в Лос-Анджелесе и вообще в большом городе, если не считать Денвера, и то это была однодневная поездка. Мать привела его на ленч к Секкони на Мелроуз – рай для тех, кому не терпится полюбоваться знаменитостями.

– Кто такой Зейн Малик? – спросила Трейси.

– Зейн Малик? Уан дирекшн!

Трейси с недоумением уставилась на него. Николас ответил взглядом, в котором светились жалость и презрение.

– О, не важно. Можно мне еще мороженого с фруктами?

Наступил июль. Жара была под сорок. Пока жители Лос-Анджелеса мудро стремились на пляж или закрывались в машинах и офисах с кондиционерами, Трейси и Николас все утро бродили по улицам, перебегая от одной туристической достопримечательности к другой. Раньше Трейси отправляла сына в летний лагерь Бивер-Крик в Колорадо. Ник проводил каникулы, бултыхаясь в воде, ловя рыбу и плавая на каяках, и всегда оставался доволен. Но в этом году она решила, что сыну пора повидать мир.

Блейк Картер был против:

– Не вижу, что может Лос-Анджелес предложить такого, чего нет в Стимбоуте.

– Разнообразие? – спросила Трейси, вскинув брови.

– Имеете в виду этих фриков на Венис-Бич?

– Бросьте, Блейк. Я знаю, вы не городской житель. Но там Голливуд, история кино. Музеи и тематические парки. Я повезу его на студию «Юниверсал» и, возможно, на игру «Лейкерс». Здесь он от всего отгорожен.

– Детей и нужно от всего отгораживать, – возразил Блейк. – Если он хотя бы был тинейджером. Но он слишком молод, Трейси. Помяните мои слова: ему не понравится.

Николас влюбился в город. Все в Лос-Анджелесе волновало его. От еды и палящей жары до улиц, заполненных «Ламборгини», «Феррари», «Бугатти», «Теслами», до фриков на Венис-Бич, которых так презирал Блейк Картер – раскрашенных серебристой краской мимов, заклинателей змей, проституток-трансвеститов и гадалок с лицами, покрытыми экзотическими тату.

– Потрясающее место! – твердил он вечер за вечером в их люксе отеля «Бель-Эйр». – Давай переедем сюда, ма! Пожалуйста!

Принесли вторую порцию мороженого с фруктами. Он атаковал гору взбитых сливок и помадки с тем же энтузиазмом, что и первую.

Трейси пила кофе, довольствуясь тем, что наблюдала за сыном. Но тут ее внимание привлекла вошедшая компания.

Первое, что увидела Трейси, было ожерелье.

Похититель драгоценностей всегда остается похитителем драгоценностей. Хотя, по правде говоря, трудно будет не заметить нить рубинов, каждый величиной с кулачок ребенка, которая висела на тощей шее крайне непривлекательной женщины средних лет. Ослепительно красивое украшение, какого Трейси давно не видела. А видела она много чего…

Женщина была с мужем, приземистым, похожим на жабу мужчиной с выпученными глазами, явно знакомыми Трейси. Но где она их видела?

Третьей была молодая женщина. Трейси оглядела ее сзади и заметила только, что она была высокой, стройной и элегантной. И тут женщина повернулась. Трейси поперхнулась кофе, обжегшим горло и вызвавшим слезы на глазах.

– Ты как, ма?

– В порядке, милый. – Трейси промокнула глаза салфеткой, одновременно воспользовавшись ею, чтобы скрыть лицо. – Заканчивай свой десерт.

Этого не может быть.

Не может быть!

Ребекка Мортимер? Девушка из Британского музея. Девушка, которую Трейси застала в своей спальне с собственным мужем много лет назад. Девушка, которая собственноручно разрушила ее, Трейси, жизнь, была здесь, в Лос-Анджелесе, в этом же ресторане. Сидела менее чем в десяти футах от нее!

Конечно, выглядела она иначе. Прошло почти десять лет, что ни говори. Длинные рыжие волосы теперь стали платиновыми и были коротко, почти по-мальчишески, острижены. Но в фигуре не было ничего даже отдаленно мужского, особенно в мини-платье от Эрве Леже. Или в кокетливом повороте головы, когда она смеялась над шутками толстяка.

Теперь Трейси поняла, кто это. Ну конечно! Алан Брукстайн, режиссер. Значит, это те самые знаменитые иранские рубины.

Всей истории она не помнила. Но там была замешана любовница бывшего шаха Ирана, которую пытали и задушили за это ожерелье. А может, смерть ее была другой, но в любом случае не менее ужасной. «Вэнити Фэйр» поместила статью об этом, где говорилось, что никого из владельцев судьба не пощадила. Лиз Тейлор безуспешно пыталась купить ожерелье перед смертью, а потом оно снова исчезло из виду. Брукстайн приобрел его для жены в прошлом году посредством тайной, видимо незаконной, сделки, за неизвестную сумму. И вот оно, на глазах у всех, свисает с шеи женщины за обычным ленчем, как цепь мэра!

Трейси подозвала метрдотеля.

– Это Алан Брукстайн и его жена, верно? – тихо спросила она.

– Да, мэм. Они часто здесь бывают.

– Вы, случайно, не знаете, кто эта молодая женщина с ними?

Метрдотели, как правило, не снисходят до того, чтобы сплетничать о своих посетителях. Но очень красивая миссис Шмидт отличалась от обычных туристов. Она положительно излучала класс.

– Кажется, ее зовут Лайза Каннингем. Я видел ее здесь раньше, с Шейлой… миссис Брукстайн. Она англичанка. Актриса.

«Вот это верно, – с горечью подумала Трейси. – Чертовски хорошая актриса».

Она наблюдала, как Лайза делит внимание между режиссером и его женой, льстиво улыбаясь обоим. А в предыдущем воплощении – будучи Ребеккой, невинной студенткой археологического факультета – она так же хорошо играла наивную, милую девушку с ангельским характером.

И тут до Трейси внезапно дошло. «Она не актриса. Не студентка. Она мошенница. Как Джеф и я! Она одна из нас!»

Теперь это было так очевидно, что Трейси понять не могла, почему не сообразила раньше. Еще в Лондоне. Когда это было жизненно важно.

«Она мошенница и явилась сюда, чтобы украсть рубиновое ожерелье».

– Ма? Ты выглядишь странно. Уверена, что хорошо себя чувствуешь?

– Все прекрасно, милый.

Трейси почти забыла о присутствии Николаса. Ее щеки раскраснелись, а сердцебиение все учащалось, обретая знакомый, давно забытый ритм.

«Я сыграю в ее собственную игру. И на этот раз обязательно выиграю».

К тому времени, когда Трейси оплатила счет, решение было принято.

Она украдет рубины Шейлы Брукстайн.

Трудно было сказать, кто больше наслаждался всю следующую неделю – Трейси или Николас. Она честно выполняла обязанности мамочки и возила сына по городу, а сама готовилась к работе. Украсть рубиновое ожерелье у жены влиятельного голливудского режиссера было делом нелегким. Долгие дни беготни по городу с сыном сменялись такими же длинными ночами, в которые она старалась узнать все возможное об Алане и Шейле Брукстайн и легендарных иранских рубинах.