Единственный выживший - Дин Кунц

Наконец она подняла голову и посмотрела на Джо в упор.

– Он очень хороший человек, – сказала она.

– Мне он тоже понравился, – осторожно ответил Джо.

– Он хороший муж и хороший сын, – продолжила Кларисса. – Окружающие, как правило, видят в нем только военного летчика, героя войны в Заливе, крутого парня и все такое, но он умеет быть очень нежным и внимательным. У него есть сентиментальная жилка… – Она слабо улыбнулась. – Сентиментальная жилка толщиной примерно в милю. Такая же была и у его отца.

Джо терпеливо ждал. Он чувствовал, что Кларисса хотела сказать что-то совсем другое.

После небольшой паузы она снова заговорила, но голос ее звучал глухо и устало.

– Мы не торопились с детьми, Джо. Нам казалось, что у нас впереди еще много времени и что мы многое должны успеть, прежде чем обзаводиться потомством. Теперь я об этом жалею. Конечно, и сейчас еще не поздно – мне всего тридцать, а Бобу тридцать два, но когда я думаю о том, что наши дети так и не узнают Нору и Тома… Они были просто замечательными людьми, Джо, можете мне поверить!

– Вы ни в чем не виноваты, – медленно ответил Джо. – Это, во всяком случае, от нас не зависит. Все мы – просто пассажиры в поезде, и не мы им правим, как бы нам ни хотелось обратного.

– И вы… вы действительно настолько смирились с тем, что произошло?

– Во всяком случае, я пытаюсь.

– Ну и как успехи?

– Откровенно говоря – никак.

Кларисса негромко рассмеялась, а Джо подумал, что за прошедший год он не рассмешил ни одного человека, за исключением подруги Розы Такер, с которой он разговаривал по телефону несколько часов назад. И хотя в смехе Клариссы были и грусть, и горькая ирония, Джо послышались в нем нотки облегчения, а это, в свою очередь, заставило его почувствовать, как крепнет нить, связывающая его с миром живых, – нить, которая не давалась ему в руки на протяжении столь долгого времени.

– Скажите, Джо, – спросила Кларисса после недолгого молчания, – могла эта Роза быть… нехорошим человеком?

– Нет. Скорее наоборот.

На веснушчатое, от природы открытое и доверчивое лицо Клариссы неожиданно наползла тень сомнения.

– Вы… абсолютно уверены в том, что говорите?

– Вы бы тоже не сомневались, если бы увидели ее так близко, как я.

В это время вернулся Боб. В руках он держал три стакана, вазочку с колотым льдом, литровую бутылку "7-Ап" и бутылку виски "Сигрэм-7-Краун".

– Боюсь, что, кроме этого, нам совершенно нечего вам предложить, – извинился он. – В нашей семье не жаловали это дело. Разве только по праздникам, да и тогда мы обходились без особых изысков.

– Ничего страшного, – сказал Джо и с благодарностью кивнул, принимая стакан с коктейлем "Семь на семь", который Боб для него смешал.

Напиток вышел у Боба довольно крепким, и в гостиной ненадолго воцарилась тишина, прерываемая только позвякиванием льда о стекло. Потом Кларисса сказала:

– Мы знаем, что это было самоубийство, потому что она записала его на пленку.

– Кто записал на пленку? – переспросил Джо, совершенно уверенный, что ослышался или не так понял ее слова.

– Нора, мама Боба, – пояснила Кларисса. – Она сама записала на видео свое собственное самоубийство.

* * *

Сумерки быстро таяли, истекая за горизонт потоками пурпурно-красного света, и чернота ночи все плотнее прилегала к окнам уютной желто-белой гостиной.

Коротко и по-деловому, демонстрируя завидное самообладание, Кларисса пересказала Джо все, что было известно ей о смерти свекрови, но даже в такой сжатой форме от ее рассказа веяло жутью. Говорила она совсем негромко, однако каждый слог раздавался в тишине комнаты как удар колокола, который, как казалось Джо, эхом отдавался внутри его до тех пор, пока его не начало трясти.

Боб Ваданс сидел молча. Он больше не заканчивал начатых женой предложений и, не глядя ни на Джо, ни на Клариссу, сосредоточенно вертел в руках стакан с коктейлем, который он время от времени подносил к губам.

Компактная восьмимиллиметровая видеокамера, ставшая свидетельницей самоубийства матери Боба, принадлежала Тому Вадансу и была его любимой игрушкой, если так можно сказать о взрослом человеке. Он постоянно носил ее с собой, но со дня гибели рейса 353 камера хранилась в его кабинете и к ней никто не прикасался.

Пользоваться камерой было предельно просто. Автоматика сама устанавливала выдержку и контрастность изображения, и, хотя Нора не обладала почти никаким опытом в обращении с видотехникой, даже она могла разобраться в основных принципах ее действия за несколько минут.

Разумеется, после года пребывания в шкафу батарея камеры едва ли сохранила достаточный заряд, чтобы обеспечить ее удовлетворительную работу, и Нора не поленилась как следует ее зарядить, что, в свою очередь, свидетельствовало о поистине устрашающей решимости довести дело до конца. Зарядное устройство и сетевой адаптер были обнаружены прибывшей полицией включенными в розетку на кухне.

Все это происходило во вторник утром – четыре дня назад. Зарядив аккумуляторную батарею, Нора Ваданс вышла на мощенный каменными плитами задний двор и пристроила видеокамеру на легком складном столике, подложив под нее пару книг в бумажных обложках так, чтобы объектив смотрел на нужное ей место. Включив аппарат на запись, она установила в десяти футах от объектива складное кресло с жесткими виниловыми сиденьем и спинкой, после чего еще раз подошла к камере, чтобы убедиться, что кресло находится в центре рамки видоискателя.

Вернувшись к креслу. Нора Ваданс чуть-чуть переставила его, после чего разделась догола прямо перед объективом записывающей камеры. При этом она действовала без колебаний, но и без излишней аффектации, как это делают артистки стриптиза. Ее движения были размеренными и спокойными, словно она собиралась принять ванну. Во всяком случае, брюки, блузку и белье Нора Ваданс самым аккуратным образом сложила на плитах дворика-патио.

Потом – как была, без одежды, – она ненадолго исчезла из поля зрения камеры и отсутствовала без малого сорок секунд. Судя по всему, она ходила в кухню, так как вернулась с большим ножом для разделки мяса. Держа его в руке, она уселась в кресло прямо перед объективом.

Согласно предварительному заключению судебно-медицинской экспертизы примерно в восемь часов десять минут утра вторника Нора Ваданс – пятидесятилетняя, физически здоровая и, как считалось, пребывавшая в здравом уме и твердой памяти женщина (хотя она только недавно оправилась от глубокого душевного потрясения, вызванного трагической гибелью мужа, на ее умственных способностях это никак не отразилось) – покончила жизнь самоубийством. Держа нож обеими руками, она с силой воткнула его в нижнюю часть живота. Вырвав оружие из раны, Нора Ваданс нанесла себе еще один удар. И еще один. В последний раз она не стала выдергивать нож, а провела его лезвием слева направо, вскрыв себе брюшную полость. После этого она выпустила нож и откинулась на спинку кресла. Через одну-две минуты Нора Ваданс скончалась от массированной кровопотери.