Зеркало маркизы - Наталия Ломовская

Тоже талантливая – но талант ее никто не оценил.

Ну, по крайней мене, она сама так считала.

А с такими данными о веселом нраве и говорить не приходится. Какой там веселый нрав, если тебя день за днем, год за годом сжигает зависть черным огнем? Если ты жаришься в этом огне, как грешник в геенне огненной? О вы, осуждающие завистников, одумайтесь – ведь завистник страшно несчастен и ужасно одинок!

О нет, в женском смысле Марина не была одинока. Как-то за ней ухаживал хороший человек. Далекий от высшего света и от мира кино. Он не знал, кто такая Муза Огнева. Но с ним Марине было нестерпимо скучно. Нечем похвастаться, если нельзя похвастаться знаменитой сестрой. И роман постепенно прекратился. А потом Марина вышла замуж за бывшего поклонника Музы. Собственно, бывших поклонников у Музы не имелось. Она всю жизнь держала мужчин на поводке, время от времени за поводок дергая и проверяя: как он, голубчик? Тут еще? Не сорвался?

Не срывался никто. Даже и не старались особенно.

Марина презирала своего муженька всю жизнь. Презирала за то, что сестра отвергла его, за его внешность – он был серым, рыхлым, плешивым. Презирала за незначительность – не генерал, не художник, не режиссер. Директор какой-то жалкой стройконторы… Марина постаралась превратить его жизнь в ад. Но не разводилась, потому что была уверена – он только этого и ждет, чтобы опять переметнуться к ее сестре. И еще из-за ребенка. Сестра переживала, что у нее не родятся дети, и Марина решила хотя бы этим утереть Музе нос. Что ж, задумка удалась. Муза приезжала навестить племянницу, привозила той игрушки и сладости, тетешкала, пела песенки и читала сказки. Потом исчезала по своим веселым делам, оставив запах духов, испачкав мордашку девочки алой помадой. После ухода тетки Людка немедленно начинала реветь, от шоколадных конфет у нее портился аппетит и зубы, а от тетешканий – характер. Марине доставались капризы, угрюмость, домашние заботы. Хозяйка из нее была никакая, она только и могла, что сварить чудесный крепкий кофе, а остальное норовила свалить на плечи домработницы. С домработницами Марине везло. Наверное, единственное, с чем ей везло. Она умела неплохо манипулировать людьми, знала к ним подход, могла и польстить, и приказать.

Марина, как и Муза, окончила театральный институт. Она была, пожалуй, неплохой актрисой. На характерные роли. Ей удавались образы сварливых старух, вредных свах, гадких приживалок. Но она хотела играть только романтических героинь, как Муза. Ходила на все кинопробы. Прельщенные красотой актрисы, подкупленные ее лестью, режиссеры давали Марине роли. Но выходило посредственно. Без огонька, без перчика. Романтические героини получались все одинаковые, слишком хорошие. Вероятно, потому что Марина знала, каково это – быть сварливой, гадкой, вредной. А каково быть хорошей, она так никогда и не поняла.

Годы шли, и многое изменилось. Отошел в мир иной незаметный муж Марины. Сначала она ощутила облегчение, потом недоумение. Выяснилось, что ничтожный человечек с плешью, брюшком и по-бабьи покатыми плечами был уважаемым человеком. На панихиде его сослуживцы говорили прочувствованные речи.

И делали это искренне. Что вообще бывает редко. Муза скромно сидела где-то на краю стола. Она красиво прикладывала к глазам обшитый кружевом платочек. Эта лицемерка делала вид, что хочет быть как можно более незаметной. Но она, конечно, оказалась в центре внимания. И речи, в которых восхваляли прекрасные качества покойного Марининого супруга, адресовали именно ей, Музе. И это ей целовал с нежным сочувствием ручку седовласый красавец, отставной министр, пришедший почтить память товарища. С Мариной сделалась истерика, она некрасиво выла и била себя в грудь, обтянутую колючим черным гипюром. Ей принесли воды, валерьянки и уложили на диван в кабинете ресторана, где проходили поминки. Скоро про вдову все забыли, выпивали и закусывали. Марина лежала одна в темноте, тихонько икая и отрыгивая валерьянкой.

Хуже всего было то, что смерть супруга подорвала благосостояние семьи. Марина привыкла ни в чем себе не отказывать, особенно не задумываясь о том, откуда все это берется. И Людка, дочь, тоже выросла избалованной, что твоя принцесса. Ей непонятно было, почему они больше не могут платить прислуге, отчего в холодильнике перевелась вдруг красная икра, не говоря уж о черной. В общем-то, мать и дочь не бедствовали – Муза отказалась от прав на родительскую квартиру, и Марина сдавала ее, тем и жила. Но ведь вы учтите, господа, что Муза тем временем выскочила замуж в третий раз! За того самого седовласого красавца, отставного министра. И уехала с ним в Англию, потому что в России, как выразилась она напоследок, стало грязновато и неспокойно.

Скажите пожалуйста, какие мы нежные! Грязновато, видите ли! Муза присылала шмотки и помогала деньгами, но это обстоятельство не могло смягчить сердца сестры. Она всегда находила, за что обидеться на Музу, и очень умело могла свои чувства продемонстрировать, так что Муза всю жизнь чувствовала перед Мариной вину и пыталась ее искупить. Безуспешно. Она была слишком красивой, слишком счастливой, слишком успешной для того, чтобы Марина простила ее.

Все немного изменилось в новом уже веке, когда овдовевшая Муза вернулась в родные пенаты. Марина встречала ее, ожидая увидеть несчастную даму в поношенном черном платье, выходящую из плацкартного вагона. Но Муза, естественно, прибыла самолетом и оказалась одета во что-то невероятно розовое и лиловое, опиралась на трость с хрустальным набалдашником в виде черепа. На нее озирались.

– Что это на тебе? – ахнула Марина. – Разве ты не в трауре?

– Представь, нет. Мы с Вольдемаром договорились на случай, если кто-нибудь из нас умрет, что другой не станет носить траура и кислую физиономию. А напротив, постарается украсить свои последние дни и вообще всячески прожигать жизнь. Правда отличная мысль? Смотри, эта шляпка – полная копия шляпки Ее Величества!

Муза стала прожигать жизнь. Она купила дом за городом и набила его под завязку картинами, скульптурами, антикварной мебелью. За каким-то необыкновенным зеркалом ездила аж в Кинешму.

Марину это все страшно раздражало. Ее раздражало, что сестра купила старый дом, разваливающийся, как и она сама, когда можно было выстроить модный коттедж. Ее бесило, что Муза тратит столько денег на никому не нужную рухлядь, в то время как родной племяннице уже давно нужна новая машина. А больше всего она злобилась из-за того, что Муза постоянно зазывала ее к себе жить. Марина всей душой хотела бы жить в особняке сестры среди чудесных вещей, принадлежащих ей, но быть приживалкой? Слуга покорный!

Переехать все же пришлось, появился благовидный предлог – после инсульта у Музы отказали ноги, и за ней теперь нужен был уход. Марина собрала вещи не медля. К тому же квартира была нужна Людочке, которая унаследовала от матери сложный характер и все никак не могла ни толком выйти замуж, ни найти нормальную работу. Первое время все шло на лад. Особенно если учесть, что Музу теперь было за что пожалеть – она обезножела, сидела в кресле и обслуживать себя не могла. Марина въехала в комнату на втором этаже. Муза любезно предложила сестре взять все вещи, которые ей понравятся, для обстановки комнаты. Марина приготовилась чувствовать себя счастливой.