Стражники среди нас - Ирина Меркина

— Чего ж другого? — добродушно поинтересовался Барабас, вытирая салфеткой рыжие усы.

Заведующая придвинулась поближе, навалившись на стол своей внушительной грудью.

— Говорят, сейчас нечистая сила в городе развелась. Грабят людей на улицах. И называются «Стражники». Все в черном, лиц не видно — жуть! И милиция их не то что поймать — увидеть не может. Чуть что, прям в воздухе растворяются.

Участковый посмотрел на нее скептически. Изображая из себя простую суеверную бабу, мадам заведующая явно переигрывала.

— Это где ж ты такое слышала? — спросил Барабас.

— Да где-где! Все кругом рассказывают. Страшно на улицу выйти.

— Ну-ка, Марина, не финти, — участковый резко сменил тон, что всегда очень действовало на собеседников. Этот прием он, должно быть, отработал еще в МУРе. — Зачем тебе дались эти Стражники? Неужели твои девки теперь с ними зарубились?

Марина Станиславовна поджала губы.

— Ничего от вас не скроешь, — пробормотала она. — Да нет, на сей раз не девки. Парень тот, помнишь, который у нас сторожил несколько дней? Вот он рассказывал, будто бы от Стражников прячется.

— Так это они вам витрину кокнули, вашего сторожа искали? Ну и сама виновата. Я уж тебе говорил и еще скажу. Додумалась: кого попало на охрану заведения сажать. Сэкономить решила? Сэкономила — теперь за стекло плати, небось дороже выйдет. Хоть бы документы у него спросила. Скажи спасибо, что тебе весь салон не вынесли!

— Документы мне незачем смотреть, я человеку в глаза смотрю, — гордо возразила Марина Станиславовна. — Парень был правильный, не пьянь, не жулик. А в ту околесицу, что он про Стражников тогда нес, я действительно не поверила, виновата. А вы бы на моем месте поверили?.. Вот скажите, Виктор Семеныч, в милиции хоть известно, что это за Стражники за такие? Чего от них ждать? Я ж боюсь вот чего — чтобы снова в салон не наведались. Узнают, что Алешка у нас работал, и устроят страшную месть.

Тут пришел черед тушеваться участковому, чего Марина Станиславовна никак не ожидала. Барабас насупился, опустил глаза, поскреб рыжую щетину на подбородке, за которую его и прозвали Барбароссом. Повертел в руках пустой стаканчик, словно хотел попросить еще кофе, но махнул рукой. И поглядел на госпожу Борисоглебскую глазами настоящего побитого барбоса.

— Милиции, уважаемая, по этому поводу ничего не известно, — произнес он наконец скучным голосом. — Абсолютно ничего. Считается, что все разговоры о Стражниках — бабьи сплетни или происки желтой прессы. Если какие сигналы поступают, приказано фиксировать и докладывать наверх, но мер не принимать. Если хочешь, добавь к своему старому заявлению про витрину то, что ты мне сейчас рассказала, или новое напиши. Я зафиксирую.

Марина Станиславовна растерялась. Она привыкла считать, что Барабас знает все, а чего не знает, до того докопается. Уж он-то не мог позволить, чтобы на участке что-то творилось за его спиной. И вдруг он смотрит на нее тусклыми казенными глазами и бубнит: приказано, фиксировать. Неужели стареет бывший опер, теряет интерес к жизни?

— Ага, — разочарованно сказала заведующая после паузы. — То есть никто ничего не знает и помочь не может.

— Хелп йорселф[5], — ответил участковый. — Знаешь, что это такое? В Америке в забегаловках написано. Типа самообслуживание. Помоги себе сам.

— Ну спасибо, — обиделась Марина Станиславовна. — А милиция у нас на что?

Она выразительно постучала ладонью по столу, с которого Барабас несколько минут назад забрал традиционный конверт.

— Ты, Марина, на меня не наезжай, — в свою очередь рассердился Казюпа. — Я тебе сказал, что мог. Так и передай.

— Кому передай? — не поняла Марина Станиславовна.

— Сама знаешь кому. Колобкам своим, которые у тебя следствие ведут. Любашке и компании. А мне пора. За кофе благодарю.

Он встал и вышел неожиданно быстро для его плотной комплекции, так что Марина Станиславовна даже не успела по заведенному обычаю проводить дорогого гостя до дверей салона.

Марина была женщина умная, и долго разгадывать загадку, предложенную участковым, ей не пришлось. Она сразу все поняла. Вышла в зал, дождалась, пока Любочка начнет укладывать клиентке волосы и включит фен, заглушающий голоса. Приблизилась вплотную и сказала маленькой парикмахерше прямо в ухо:

— Барабас просил тебе передать. Милиция со Стражниками справиться не может. Вся надежда на тебя.

Любочка не удивилась, только как-то напряглась и кивнула. Марина Станиславовна пыталась поймать в зеркале ее взгляд, но сотрудница сосредоточенно смотрела на круглую щетку, которой вытягивала светлые пряди. Вид у надежды местной милиции Любы Дубровской был совсем не веселый.

…Знаешь, Юдит, как ни странно, твою тихую маму действительно было за что убить. И сделать это могли разные люди по разным причинам. Поразительно, насколько Всевышний не оставляет человеку ни малейшей лазейки, чтобы уйти от ответственности за свои поступки. Ты учила это в школе и, надеюсь, не забыла.

Твоя мама была настоящим, как говорят по-русски, тихим омутом. Она никогда не жаловалась, не ныла, не требовала внимания. Если бы она хоть намекнула, что ей плохо в Иерухаме, все могло бы сложиться по-другому. Но я об этом не подозревал. Я мог бы поклясться (если бы Закон не запрещал клятвы): у меня не возникало сомнений, что все вы счастливы. Я считал семью самым дорогим подарком, доставшимся мне от Всевышнего.

Лучше бы Рада устраивала скандалы, как другие женщины, чем в один прекрасный день взять и разбить свою и мою жизнь.

Но это все лирика, давай перейдем к делу.

Версия первая, самая очевидная. До нашего отъезда в Израиль у моей бывшей жены был знакомый, русский парень, который хотел стать евреем и с этой целью старательно изучал иудаизм. Я встречался с ним на занятиях и на праздниках в синагоге, но Рада общалась с ним более тесно.

Верю, что ничего предосудительного в их отношениях не было. Многие тогда считали, что он еще не созрел для гиюра, но ему удалось убедить наших раввинов в своей готовности. Видимо, он хорошо владел даром убеждения.

Итак, мамин приятель перешел в иудаизм и стал евреем, но это его увлечение быстро кончилось. Вскоре он отошел от религии, увлекся бизнесом на грани криминала, потом занялся политикой. От еврейства не осталось и следа. Сейчас это один из лидеров националистического движения, провозглашающего «Россию для русских» или что-то подобное. Помнишь песню нашего московского друга Миши Болотовского про мальчика Моню, который выкрестился и пошел в черносотенцы? Вот тебе примерно тот же вариант, с той разницей, что этот господин по собственной воле стал мальчиком Моней. Не буду называть его имени, хотя уверен, что оно тебе знакомо, если ты следишь за новостями.

И вот в Москву приезжает твоя мама, которая знает, что когда-то наш партайгеноссе был евреем. И не просто был — отчаянно добивался этой высокой чести. Представляешь, какое впечатление это могло бы произвести на его товарищей по партии!