Пусть правит любовь. Автобиография - Ленни Кравиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношения и с Пенелопой, и с Терри сошли на нет. Однако после шоу группы Wave все изменилось. За мной начали бегать девушки. Старая парадигма братско-сестринских отношений быстро испарилась. Всякий раз, когда родители куда-нибудь уезжали, я тайком приводил девочек в Кловердейл на вечеринку. Этот дом был прекрасным фоном для свиданий: сексуальный интерьер, пластинки The Isley Brothers на проигрывателе, сияние бассейна, огни Лос-Анджелеса, сверкающие вдалеке, как бриллианты.
Я чудом закончил Ньюбридж, но сдержал обещание, данное маме. Я закончил среднюю школу. Мне выделили деньги на колледж, но, очевидно, я не собирался никуда поступать. Но единственное, чего мне тогда хотелось, это заполучить контракт на запись. Несмотря на слова папы о том, что он верит в меня больше, чем в группу, я не мог себе представить тот момент, когда брошу «волну». Я столько вложил в эту группу. В то же время содержание группы стоило целое состояние. Группа была непрактична. Может быть, подумал я, папа передумает и поддержит нас. Я пригласил его домой к Трейси, чтобы все обсудить.
Когда папа приехал, мы с Трейси и Кевином были готовы к тому, что группа продолжит свое существование. Чтобы снять демо, нам понадобятся деньги на аренду студии. На папу это не произвело впечатления. Он не стеснялся в выражениях. Прямо при Трейси и Кевине он заявил, что не вложит в Wave ни единого цента. Однако он был готов позволить мне потратить деньги, отложенные на колледж, чтобы записать демо, но только от своего лица.
Кевин был не особо заинтересован в группе. Его больше волновали девушки. Но Трейси был не на шутку оскорблен. Как и я, он был предан группе. Впрочем, папе было наплевать на чувства Трейси. Но в этом и был весь папа, весь такой деловой. Он повторил свое главное убеждение: возможно, я стою усилий, но не группа.
У меня были смешанные чувства. Впервые в жизни отец поддержал меня – но за счет моих друзей. Они были мне как братья.
Я подумал бросить вызов отцу и сказать: «Нет, либо Wave, либо ничего». Но я чертовски хорошо знал, что такой подход ни к чему хорошему не приведет. Единственный способ получить доступ к деньгам – работать над собственным материалом. В конце концов, это был неплохой вариант, даже если он означал конец для Wave.
Ирония судьбы в том, что папа, который вечно был настроен против меня во многих отношениях, был первым, кто подтолкнул меня к сольной карьере. И это заставило меня задуматься о том, чтобы начать двигаться в новом направлении.
Я много думал о Дэвиде Боуи. Помимо музыкального гения он был еще и иконой моды, которая находила отклик в моем чувстве стиля. Меня заинтриговали его контрастные глаза – один карий, другой голубой. Именно из-за Боуи я решил обзавестись контактными линзами, меняющими цвет глаз. Я подумал, что небесно-голубой оттенок будет выглядеть круто. Я и не подозревал, что это решение, сугубо косметическое, будет иметь под собой огромное духовное значение.
В поисках голубых контактных линз меня отвели к офтальмологу из Глендейла, который работал на студии Universal. Он фактически создал специальные контактные линзы, которые использовал главный герой фильма «Невероятный Халк». Его звали доктор Джозеф Симонетти. До его офиса в северной части долины Сан-Фернандо было далеко, но поездка того стоила. Доктор Симонетти, как я узнал, собственноручно раскрашивал контактные линзы. И я мог выбрать любой оттенок синего цвета.
Это было задолго до эпохи мягких линз. В то время контактные линзы были толстыми, словно бутылочные крышки. Но доктор Симонетти был мягким, добрым и терпеливым человеком, поэтому он помог мне приспособиться.
Во время визитов в его кабинет поднималась и тема Бога. Не помню как, но доктор Симонетти почувствовал, что я верующий. Когда я это подтвердил, он рассказал о группе по изучению Библии, которую создал сам. Было ли мне интересно? Еще как.
Я присоединился к ним и вскоре стал частью семьи Симонетти. Это были одни из самых теплых и заботливых людей, которых я когда-либо встречал. Сами уроки Библии проходили по средам в кабинете доктора Симонетти. Если я мог заплатить за взятый напрокат «Пинто», то приезжал к ним. Когда мне приходилось пользоваться общественным транспортом, я по два часа добирался на автобусе в Долину. Так или иначе, я проделывал этот путь. Настолько мне нравились наставления доктора Симонетти. Еще мне нравилось, насколько разнообразной была группа – от модных, молодых детей до пожилых консервативных дам. Офтальмолог с легкостью объяснял Библию. И он всегда был сосредоточен на любви.
Некоторые проповедники читают свои проповеди только для того, чтобы услышать себя. Они влюблены в звук собственного голоса и не могут удержаться от демонстрации своих знаний. Они любят спорить с другими проповедниками. Доктор Симонетти не относился ни к одному из этих типов. Он был проповедником в самом прямом смысле этого слова: доктор Симонетти страстно проповедовал Евангелие, но без тени притворства. Более того, он никогда ничего не просил, ни цента. Он возвращал Иисуса к жизни, что для меня является высшей формой проповеди.
Я отправился к доктору Симонетти из тщеславия – мне нужно было обзавестись этими голубыми глазами, которые я придумал для нового персонажа, которого я создал в своем воображении. Как только я привык к этому ощущению, мне понравился сам образ, но, по иронии судьбы, этот образ привел меня к обновлению своей духовной жизни.
Доктор Симонетти стал моим очередным отцом-наставником. Я так много о нем говорил, что мама из любопытства попросила меня пригласить его на ужин в Кловердейл. Они сразу поладили. Доктор Симонетти не навязывал ей свои духовные убеждения, а мама не навязывала ему свои убеждения из науки о человеческом разуме.
Отец, наоборот, начал подзадоривать доктора Симонетти. Папа говорил, что Библия полна бессмысленных историй. Моисей не разделял Красное море. Иисус не ходил по воде.
Доктор Симонетти не протестовал, он никогда не терял самообладания. Он просто сказал папе, что мы все имеем право на свои собственные интерпретации. В сомнении нет ничего плохого. Ведь без сомнения единственной настоящей веры не существует.
С укреплением веры в Бога менялся и мой творческий образ. Собираясь выступать сольно, я хотел изобрести себя заново, вплоть до поиска нового имени. Имя «Ленни Кравиц» было не лучшим вариантом. Оно больше подходило для какого-нибудь бухгалтера, чем для рок-музыканта. Был один популярный фильм под названием «Ученичество Дадди Кравица», в котором Ричард Дрейфус играл ботаника-еврея. Кем я только не был, но точно не ботаником. Мне нужно было что-то посвежее.
Когда мной вдруг заинтересовались девушки, друзья начали называть меня Ромео. Я решил объединить имя Ромео с фамилией гитариста Адриана Белью, которым тогда восхищался. Он играл с Фрэнком Заппой и Боуи. Я превратил «Белью» в «Блу» и получил «Ромео Блу».
Это были имя и образ, которые, как мне казалось, хорошо подходили к гламуру начала восьмидесятых. Боуи. Принс. Мадонна. Ромео.