Гусары, молчать! Том 8 - Владислав Мацко

будет, к сожалению. Надо придумать более реалистичный план, как из этого всего выкрутиться.

Долго думал — заболела голова. Активировал «Очищение разума» — помогло.

— Чего это я один сижу и мучаюсь? Пусть Мефодий тоже мозги ломает.

Отправился к нему и молча протянул бумаги. Опытному разведчику хватило всего несколько минут, чтобы прийти к тому же выводу, что и мне. Скривился и руки к вискам приложил. Тоже голова заболела, наверное.

— Думаешь, что персам в этом плане можно доверять? — попытался он найти хоть одну причину, чтобы подвергнуть сомнениям эти файлы.

— Им куда выгоднее было бы стравить нас со всеми этими странами, нежели показать, из-за какого бреда весь этот бардак и закрутился, — парировал я тем, что мне сразу на ум пришло, едва я прочитал эти донесения.

— Логично, и не поспоришь, — согласился Кураев.

— Давай думать, как нам из этой ситуации выходить, — теперь оба молча сидим и голову ломаем. Меня хоть то радует, что не у одного меня мозги болеть будут.

— Ни одной адекватной идеи на ум не лезет, давай на утро перенесём. Есть ощущение, что лозунг «мир, дружба, жвачка» точно не прокатит, учитывая, какие силы пришли в движение из-за двух некомпетентных придурков, — покачал я головой, признавая временное поражение.

— Согласен, утро вечера мудренее. А что за лозунг такой? В первый раз слышу.

— Вычитал где-то, даже не вспомню уже, где, — отмахнулся я, покидая кабинет Мефодия.

Молча залез в автомобиль, который уже не радовал этим аляповатым удобством, после чего мы отправились домой. Гусары, заметившие моё состояние, притихли и не рисковали общаться друг с другом. Даже музыку не включили, дабы попытаться разрядить напряжение, что витает вокруг меня.

Как бы я не пытался отвлечься от всего этого, в голове стучала мысль: «Твою мать, что делать?». Чем дольше размышляю об этом, тем тоскливее становится, понимая, что мирных и спокойных вариантов урегулирования этой ситуации я не вижу.

Российская Империя не может позволить себе закрыть глаза на ликвидацию трёх следователей Тайной Стражи. Пусть мировая общественность об этом и не узнает, но это будет очень сильный удар по авторитету страны, чего допустить нельзя.

Немцы, японцы и американцы тоже не выдадут своих агентов. Тем более, что они действовали правильно даже в том случае, если смотреть с нашей стороны. Нет никаких причин для выдачи, ибо это означало бы смертный приговор.

Патовая для нас ситуация. Какое бы мы действие сейчас не предприняли бы, будем в минусах со всех сторон. Ладно, надо попытаться уснуть, а то крыша ехать начинает.

Раннее утро. Москва. Кремль.

В кабинет к засидевшемуся за работой Михаилу Романову вошёл Пятый Советник. Нагло, без стука и попыток понять, вдруг Император не один, а принимает какую-нибудь страстную вдовушку.

В прочем, Михаил уже и забыл, когда в последнее время в этом кабинете вообще был хоть кто-нибудь женского пола. Даже уборщиц сюда не допускает, ибо за один взгляд на карту мира, раскинувшуюся на кабинете, придётся ликвидировать того, у кого нет необходимого уровня доступа.

— На, читай. Персы вчера передали Юраньеву, — Пятый Советник протянул документы главе своего клана.

— Юраньеву? Как они умудрились на него, сидящего в Хабаровске, выйти? — недоумённо протянул главный Романов, принимая, в прочем, бумаги.

— Устаревшая у тебя информация, Никита его в Южную Америку отправил, — усмехнулся Пятый Советник.

— Вот чёрт… — выругался Император и собрался было отложить бумаги в сторону.

— Прочитай сразу, потом сына зови, — буквально потребовал Советник.

Не так уж и часто подчинённые имеют столько дерзости, дабы прерывать хоть какие-нибудь действия Императора. Михаил уверен, если подобное и происходит, то сразу надо ознакомиться и понять, почему они так делают, а потом уже начинать ругаться и колесовать наглецов.

— Это что ещё за любовный роман? — недоумённо спросил Император через несколько минут, даже не откладывая копию отчёта в сторону.

— Персы шесть часов назад принесли эти бумаги нашему князю, который должен был решить вопрос с покушениями в Каракасе. Вручили вместе с заверениями, что очень сильно хотят с нами торговать.

— Как можно поверить в этот бред? — удивился Романов, имея ввиду документы. Про торговлю-то понятно, в артефактах Юраньева уже не только аристократы из Российской Империи заинтересованы, но и все, кто об этом хоть что-то слышал.

— Им куда выгоднее было бы стравить нас со всеми этими странами, нежели показать, из-за какого бреда весь этот бардак и закрутился, — Пятый Советник, сам того не зная, точь-в-точь повторил слова Артема Юраньева.

— Логично, и не поспоришь, — а вот Император выступил в качестве Мефодия Кураева. В прочем, ничего иного тут сказать и нельзя.

На некоторое время в кабинете воцарилось молчание. Опытные старые волки принялись обдумывать, каким образом выйти из этой ситуации, не потеряв больше, чем они уже умудрились.

«И ведь сына ни в чём не обвинишь, как можно предугадать, что один из лучших наших шпионов окажется таким тупым, что позволит чувствам взять над собой верх? Причём ещё и немка оказалась такой же дурой!», крутилось в голове Императора.

«Может позволить Юраньеву делать всё, что ему только в голову придёт? Хуже уже явно не будет», размышлял Пятый Советник, даже не подозревая, что молодому князю ничего в голову так и не пришло.

Молчание затянулось, ни один из старцев не желал признать, что они сами не могут придумать, как выпутаться из этой ситуации.

— Как у тебя с Германом отношения? — поинтересовался Пятый Советник.

— Ты же помнишь, что хреново. До сих пор простить не может, что я отказался на его сестре жениться, — скривился Романов.

— Так это было восемьдесят лет назад.

— Злопамятная скотина. Не виноват же я, что она до сих пор замуж не за кого не вышла? Лучше бы следил за её подолом, через который половина двора Гослара прошла. Начиная от конюхов, заканчивая, если верить слухам, им же самим.

— Так и мы прошли… Эх, весёлое было время. Знали бы, во что выльется, никогда в жизни этот шнапс не пили бы.

— Это да…

Старцы опять замолчали. Один вспоминал развратные деньки, другой же пытался выбросить из головы воспоминания об аппетитных телесах сестры императора Священной Империи Германских Наций.

Оба с радостью схватились за эти моменты, ибо