Странник - Александр Фомич Вельтман

и перо в руки! И это перо будет подобно мечу Скандер-бега[366]. Какой Магомет в состоянии владеть оным? И сверх того:

Поэтом тот себя не числи,

Кому полет на небо труд

И у кого с пера текут

Одни чернилы, а не мысли!

CCXXXV

Гай-гай! Ион! Ион-же-ион!

(Малор. воскл.)

Между тем как слово Счастие водит за нос своих поклонников, точно так же, как и Щастие, а они хотят сорвать с радуги золото и драгоценные камни, — я с горестию смотрю на обманчивый блеск Изиды[367], вижу, как он обращается в крупные капли дождя и мочит искателей, и — продолжаю писать о том,

Что стало злой забавой света,

Что всякий знает наизусть,

Что так приятно для Поэта

И что в него внушает грусть.

Часто душа ищет для себя пищи в разнообразии предметов. Следуя ее влечению, я отправляюсь к источнику философии, известному у одних под именем добра, а у других под именем зла; сажусь подле него на камень и смотрю на алхимическое производство обращения всего в золото. Честь, совесть, истина, дружба, любовь, все обращается в благородный, звонкий металл — и счет короток!

CCXXXVI

2 жды 2=4

«Это старо!» — скажешь ты? Но кто бы ты ни был, смертный или божество, как говорит странствующий Телемак[368], дай мне руку, умолкни на несколько мгновений, склони очи к земле и обрати ко мне слух твой!

Не верю я торговой чести,

Пословица ужасно лжет:

Какой дурак товар и вести

За что купил, за то и продает?

CCXXXVII

Завтра! завтра!

День XXXII

Good dawning![369]

CCXXXVIII

В двадцатый день странствования своего я размышлял о Вселенной.

Что такое Вселенная?

Нет ничего труднее умного и здравого ответа; и потому с той поры, в которую человек начинает обращаться с вопросами к самому себе, душа становится грустною, небо жизни начинает покрываться тучами, рассудок, как придворный, должен хитрить пред царствующим сердцем и часто льстит любимцам-страстям, чтоб достигнуть цели своей.

Если бы вздумалось мне спросить у какого бы то ни было существа, одаренного светом разума, что такое Вселенная? посмотрел бы он на меня, как на неука, с видом удивления и, не отвечая, отворотился бы от меня, как ученик верхних классов, которого самолюбие затронули обидным вопросом: что такое грамматика? К кому же после подобного события во Вселенной обратиться мне с вопросом, как не к самому себе?

Представьте же теперь, любезные народы, что Вселенная есть не что иное, как то прелестное, совершенное существо, та дочь вечности, с которой воображение срисовало все виды и образы мечты и которая носится в пространстве, одинокая, то грустная, то радостная, то грозная, то величественная, смотря по расположению духа того, кто об ней думает.

Сбросит ли с себя когда-нибудь эта красавица все блестящие, украшающие ее разноцветные солнцы и вечно-голубую, прозрачную одежду свою?

Разве тогда только, когда предсказанный дракон пролетит в пространстве, вихрями крыльев своих смахнет с неба луну и звезды, опрокинет сосуд света и, сдавив в когтях Землю, вознесется, как орел, и с высоты опустит ее... но куда же она полетит?

CCXXXIX

Во время вышеозначенного полета Земли по неопределенному направлению сохранила ли бы она силу центровлекомости? Если нет, то, милые друзья, я не имею силы продолжать эту главу.

CCXL

Le Genie (seul)

(on entend une douce symphonie)

Mais quels doux accens succendent au cris de la douleur?..

Divert, de St. Foix[370][371]

Отклонив внимание от напуганного воображения, я беру посох свой, выхожу из комнаты, схожу с крыльца, прохожу калитку и — иду глухим переулком. Темно, тихо, все спит; редко где покажется сквозь ставень луч света или отзовется из-под ворот сторожевой пес. Мысли толпятся в голове моей. Сам себе задаю я вопросы; сам разрешаю их. Да! — говорю я мысленно:

— Да, точно! жить на свете трудно!

Но что ж такое значит жить?

— Любить умно и безрассудно,

Уметь и не уметь любить.

Но кто ж не умеет любить? что за труд любить? — вскричал я и — остановился, чтоб удобнее обдумать, правду ли я сказал.

— Ложь! — отвечали в один голос все мудрецы и великие мужи, описанные Плутархом. Я покраснел и со страха бегом удалился от самого себя.

Торопливость всегда бросит что-нибудь под ноги; однако же я в совершенной целости дошел до ворот того дома, в котором сердце гадает о своей участи. Ни сфинкс, ни лев, ни дракон не сторожили подле них; и потому беспрепятственно сделал я несколько уже шагов по двору, как вдруг сердце мое забилось. И как не биться ему тогда, как я был уже там близко от того крыльца, по которому легче всходить, нежели сходить; так близко от тех стен, в которые я желал бы превратить мои объятия!

Поставив правую ногу на первую ступень крыльца, я остановился, осмотрелся кругом: не заметил ли меня кто-нибудь? — Нет... слава богу!.. тут... я выкрал сам себя и скорыми шагами пустился домой.

Подобная нерешительность есть болезнь, основанная на предчувствии, поздняя обдуманность сердца, неуместный вопрос: быть или не быть? характеристическая черта любви, каприз рассудка, нервическое расслабление, онемение чувств, раздор души с телом, животная лень и пр. и пр. и пр.

CCXLI

Воротясь домой, я спросил себя: зачем воротился я? Так как люди сами себе, по обыкновению, отвечают довольно медленно и нерешительно, то и я, последуя введенному обычаю, долго молчал, как будто в ожидании, чтоб кто-нибудь ответил за меня. Этого не случилось, и, следовательно, вопрос остался нерешенным, а я, наскучив сидеть дома, вышел за город, чтобы подышать свежим, чистым воздухом.

CCXLII

Mais il est vrai que l'air pur n'est pas fait pour l'homme, comme on le demontre en chemie.

Rivarol [372][373]

— Терпение! А что такое терпение? — говорили 5 171 003 405 человек, входя в мою комнату.

— О, если до меня дошла очередь отвечать на этот вопрос, — сказал я, возвысив голову и голос, — то готов уверять