Домик разбившихся грёз - Екатерина Дибривская

— Это мне решать, — цедит он. — Сашка, это последние полгода, когда прошлое беспокоит тебя. Я сделаю тебя счастливой, вот увидишь.

Если бы я чувствовала хоть что-то, я бы рассмеялась ему в лицо. Но мне всё равно.

В конце первой рабочей недели компания моего отца празднует новогодний корпоратив. Я не хочу туда идти, но в реальности понимаю, что алкоголь развяжет сотрудникам языки и сделает их более сговорчивыми.

Возможно, если я управлюсь быстрее, я смогу улететь раньше и как-то уладить то, что меня заботит больше всего. Кольцо на моём пальце кажется мне неподъёмной ношей. Во мне борются две личности, которые на свои лады твердят мне, что я совершаю непоправимую ошибку.

Мне нельзя выходить за Сашу. Но я понимаю, что сделаю это, чтобы просто не остаться одной.

Быстро набираю сообщение Лив и получаю ответ: «Не вздумай!». С досадой кусаю губу. А потом концентрируюсь на своей миссии.

В отцовском офисе мало кто знает, что я — его дочь и сестра Инги. Здесь я — странный антикризисный менеджер из-за бугра. Меня не воспринимают всерьёз, а я внимательно слушаю разговоры то тут, то там. И очень быстро теряю надежды что-то понять в ближайшее время.

Чёрт бы побрал моего папеньку и эту фирму! Так я и думала, что ничего хорошего ждать от новогоднего корпоратива не приходится!

Все сотрудники налегли на выпивку с самого начала, а к моменту идиотских конкурсов еле держались на ногах. И будь неладен программист Григорий, распустивший свои руки прямо посреди всех этих людей! Отвешиваю ему звонкую пощёчину и негодующе смотрю на смеющуюся Ингу. А потом бегу.

Торопливо скрываюсь за дверями первого попавшегося кабинета. Злые слёзы застилают глаза, и я делаю частые глубокие вдохи в попытке привести нервы в порядок.

С тихим щелчком дверь за спиной закрывается. Раздаются шаги.

— Аля?

Голос из прошлого вызывает во мне нестерпимую боль. Чувствую, как тщательно возведённые барьеры рушатся, как старые раны рвутся, как внутренности трещат по швам. Судорожно втягиваю ртом полные лёгкие воздуха, но всё равно задыхаюсь.

— Аля, маленькая моя девочка, — огромные горячие ладони накрывают мои плечи, и я зажмуриваюсь, что есть силы. — Алечка, хорошая, милая, сладкая. Я поверить не могу, что это ты!

В своём оцепенении я не сразу понимаю, что он начинает покрывать нежными поцелуями мою шею, а его руки плавно скользят по изгибам моего тела. Приятная истома окутывает меня, заставляя забыть собственное имя. Где-то в отдалении моего разума бьётся навязчивая мысль, и я всеми силами удерживаюсь за неё.

«Не Аля. Не Аля. Не Аля».

— Что вы делаете? Прекратите немедленно! — я отскакиваю от мужчины, и он непонимающе смотрит на меня.

— Аля, малышка, это же я… — он приближается ко мне.

Неумолимо сокращает расстояние между нами, пока я возвожу барьеры. Заставляю своё разбитое сердце качать кровь, чтобы не рассыпаться перед его ногами на осколки как фарфоровая кукла его матери.

«Не Аля», — проносится тихим эхом.

Сильные мужские руки тянут меня к себе, и больше нет ничего. Не существует. Спустя 613 дней страданий и жалости к себе моя старательно выстроенная заново жизнь летит под откос. И что делаю я? Вместо того, чтобы послать его к чёрту, я делаю крошечный вдох — рецепторы остро реагируют на знакомый запах — и с облегчением принимаю его поцелуй.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я должна его ненавидеть. Должна! Но как же я скучала! Как же я люблю его! Я поддамся этому искушению всего лишь один маленький разочек. Вспомню, что это значит — быть счастливой. А потом буду напоминать себе каждый день до конца своей жизни о причинах, почему я не должна больше никогда так поступать.

Это он бросил меня. Беременную. Это из-за него я потеряла ребёнка. Он — причина, по которой я, вероятно, никогда не смогу родить. Его вина, что я каждый грёбанный день вынуждена оплакивать своё дитя. Ненавижу! Хоть и люблю только его одного.

— Алекс, нет, — я пытаюсь остановить его. — Мы не можем.

Мужчина сажает меня на край стола, вжимаясь всем телом в моё.

— Алечка, моя невероятная девочка! — бормочет он между поцелуями. — Как же я скучаю по тебе, малышка! Каждый день. Каждый грёбанный день.

Давно забытое чувство желания простреливает во мне, и я льну к нему голодной кошкой, когда его рука скользит под платье. Он гладит меня по чувствительным местам, касается трепетных точек, срывая рваные стоны прямо в свой рот.

— Скучала, — я упускаю момент, когда он рвёт на мне ажурные колготки, чтобы сдвинуть край трусиков и нырнуть пальцами в мой жар. — Чертовски приятно знать, что ты так сильно скучала, малышка.

Я сама прихожу в движение. Насаживаюсь на его пальцы в безумной потребности чувствовать снова и снова. Я жива! Я чувствую столько разных невероятных вещей!

Кладу ладонь в центр его груди, чувствую, как неистово колотится его сердце. Как же мне нравятся эти звуки, эти торопливые ненасытные поцелуи, скольжения пальцев, восхваляющие меня, его запах, в котором я тону, его вкус, который наполняет меня, его глухой голос, которому так хочется верить…

— Как же я скучаю, — шепчет он.

Подносит к губам мою руку, целует каждый пальчик, скользит к запястью и застывает.

Я внимательно смотрю на его лицо. Он выглядит измученным, больным. Его пальцы глубоко во мне, дарят приятное чувство наполненности.

— Аль, что это?

От его резкого тона я трезвею. Морок желания сбрасывается, а горло привычно сжимается от горечи.

— Отпусти, оставь меня, Алекс. — он только извлекает пальцы и обсасывает их.

Пошло и порочно. Даже не задумываясь. Смакует, как долгожданное угощение, вызывая прилив жара к моим щекам. Словно то, что происходит, в порядке вещей. Словно это нормально — просто приступить к утолению физиологических потребностей сразу же после новой встречи! Какая же я идиотка!

— Алекс, уходи. Просто оставь меня. — прошу я.

Мой голос становится жалобным и писклявым. Девчонка! Алекс внимательно смотрит в мои глаза.

— Аль, что ты сделала с собой? Что же ты сделала с нами, Аль?