Кольцо с тремя амурами - Анна Князева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что здесь случилось?
Она улыбнулась:
– Пошла на озеро искупаться. Пока плавала, какой-то урод сжег одежду.
– И все? – Он сел за стол и придвинул к себе чашку. – Жива, здорова и – слава богу.
– Если бы только платье сгорело! – посетовала Мария Егоровна, наливая мужу заварку.
– Что еще? – спросил Витольд Николаевич.
Дайнека, вздохнув, ответила:
– Сегодня в Доме культуры стенку сломали…
Он кивнул.
– Маша мне рассказала: в нише нашли пальто.
– Вот, – подтвердила Дайнека. – Его тоже сожгли.
– Зачем же ты потащила пальто на пляж?
– А куда мне было его деть?
– Оставить в костюмерной у Маши.
– Я сразу поехала в полицию, а потом замоталась.
– И что Труфанов?
Дайнека села за стол, взяла кружку и насыпала в нее сахару. Мария Егоровна налила для нее чаю и поставила на стол теплые булочки.
– Он рассказал про одного человека, который был связан с Еленой Свиридовой.
– Кто такой? – поинтересовался Витольд Николаевич.
– Олег Семенович Роев.
– Знакомая фамилия, – задумался Кораблев. – Не тот ли Роев, что застрелился в нашей гостинице?
Дайнека кивнула:
– И случилось это на четвертые сутки после исчезновения Лены Свиридовой.
К ним подсела Мария Егоровна.
– Я тоже помню эту историю. Тогда весь город гудел. Парень был из Москвы. Точно помню – работал на комбинате, в транспортно-складском цехе.
– Какая разница, – проворчал Кораблев. – Он был из главка и мог работать где угодно. Поэтому к делу пришлось подключить КГБ.
– Вы были в курсе? – спросила Дайнека.
– Сам этим не занимался, но слышал, что он застрелился.
– Да как же, Витольд, – вмешалась Мария Егоровна. – Я помню, ты рассказывал про него, там еще какое-то письмо в комнате было…
– Не письмо, – отмахнулся Витольд Николаевич. – Так… Записка. Что-то вроде «прости-прощай» от какой-нибудь свиристелки.
– «Прощай навек», – уточнила Дайнека и спросила у Кораблева – Вы не помните, смерть Роева и дело об исчезновении Свиридовой не рассматривали как связанные друг с другом?
– Это вряд ли. Я, признаться, не слишком интересовался расследованием дела Свиридовой. Да и к делу Роева отношения не имел.
– Очень жаль, – проговорила Дайнека.
– Почему же? – спросил Витольд Николаевич.
– Иначе вы бы мне здорово помогли.
– Уж не собираешься ли ты заняться расследованием? – захохотал Кораблев.
– Почему бы и нет… – глубокомысленно заключила она.
Утром Дайнека вышла на кухню, пристроилась у окна и стала грызть печенье, придумывая, как провести день. Цветы в палисаднике источали нежнейший аромат, замешенный на росе и недавней ночной свежести.
– Доброе утро, Людочка! – на кухне появилась Мария Егоровна, и сразу все вокруг заработало, зашипело и полилось. – Что же молочка себе не нальешь? – Она достала вчерашние булочки, налила в кружку чаю и поставила на подоконник перед Дайнекой.
– Вчера вечером я была в Доме культуры, – сказала Дайнека.
– Почему же не зашла в костюмерную? У Валентины Михайловны только и разговоров, что про тебя: какая ты ловкая да умелая.
– Ждала одного человека… Посидела с вахтершей, попила чаю, поговорила с Анной Петровной… Странно, – оживилась Дайнека, – вроде лето, одежду в гардероб не сдают. Зачем нужна гардеробщица?
– Гардеробщицы все лето починяют чехлы со зрительских кресел. Где порвано, где по шву разошлось, а где и заплатку надо поставить. – Мария Егоровна энергично взбивала омлет. – Куда сегодня пойдешь? Опять загорать?
Навалившись на подоконник, Дайнека высунулась в окно, потом, обернувшись, сказала:
– С мамой пойдем на пляж.
– Вот и правильно, вот и сходите. А я вам булочек заверну и чаю в термосе приготовлю.
– Зачем? До дома – сто метров.
– А вы коврик уютно постелите, термос откроете, булочки развернете, вот тогда меня добрым словом и вспомните.
Мария Егоровна ушла на работу, оставив на столе корзинку с провизией. Людмила Николаевна прихватила ее с собой, отправляясь на озеро. Дайнека подвезла мать к самой воде, чтобы та, сделав несколько трудных шагов, могла поплавать. Они сделали пару таких заходов и, когда, уставшие, легли загорать, с аппетитом съели все булочки.
Провалявшись весь день у воды, Дайнека прикрыла полотенцем саднившие плечи и отправилась прогуляться по пляжу. Пройдясь туда и обратно несколько раз, поняла, что погибает от скуки. Мать, почувствовав ее настроение, засобиралась домой. Забравшись в инвалидную коляску, сказала:
– Я хотела с тобой поговорить.
– Скоро приедем домой… – Дайнека налегла на коляску, трудно катившуюся по песку.
– Только не там, – поспешно возразила Людмила Николаевна.
Дайнека остановилась, обошла мать и присела перед ней на песок.
– В чем дело?
– Нам лучше уехать домой.
– С чего это вдруг? Ты сама хотела здесь отдохнуть.
– Мне неловко перед Надеждой и перед Марией Егоровной.
– Почему? – удивилась Дайнека.
– Вчера Витольд Николаевич снова принес цветы.
– Ну и что?
– Он еще и ухаживает.
– Старик вспомнил молодость.
– Мне это не нужно, но его жена может подумать…
– Не может. – Дайнека поднялась на ноги, взялась за коляску и покатила ее дальше.
Людмила Николаевна оглянулась:
– Откуда такая уверенность?
– Я сказала, что мужики тебе не нужны, ты любишь женщин.
– Так и сказала? – ужаснулась Людмила Николаевна.
– А чего было ждать? Пока Мария Егоровна изведется от ревности? Говорю тебе, старик вспомнил молодость. Зная тебя, я уверена – он скоро успокоится.
– Кому из них ты сказала?
– Надежде.
– И она передала матери?
– На это и был расчет.
– Какая же ты…
– Какая? – спросила Дайнека.
– Безжалостная.
Дайнека остановилась.
– Если хочешь, поедем домой.
Чуть помедлив, Людмила Николаевна тихо ответила:
– Нет. Я не хочу.
На подходе к дому Дайнеке позвонил Вячеслав. Спустя полчаса она вернулась на обезлюдевший пляж.