Знак Нефертити - Вера Колочкова

Потом уж не задавала. Приняла, усвоила правила игры, держалась за них, как утопающий за соломинку. Потому что так было легче — помогало с нелюбимым Витей жить. И раздражаться на него реже. Тем более раздражения Витя совсем не заслуживал, даже лишних вопросов не задавал. Такой вот круговорот воды в природе у них получился — Витя ей вопросов не задавал, она Павлу вопросов не задавала… В общем, все устроилось как-то — на целых два года. Работа — семья — Павел. От заботы-семьи к бездумью, от бездумья — к заботе-семье… Было ли в этом круговороте счастье? Казалось — было…

Это сейчас понятно, что не было никакого счастья. Нельзя саму себя счастьем обмануть, как под него ни подстраивайся. Хоть наизнанку вывернись, а все равно его действием или усилием не получишь. Это что-то совсем другое, здравому рассуждению неподвластное.

Вот сегодня, она это совершенно точно знала, счастье было. Целых два часа, там, в кафе, когда пела. Несмотря ни на что и даже на горькое знание о самой себе — было, было! Может, права Филимонова относительно Гнесинки, надо было пытаться, пробовать… Ну, не в Гнесинку, еще куда-нибудь! Может, и получилась бы из нее артистка… Если бы и впрямь решилась… Как сегодня этот Иван про увлечения хорошо сказал — это, мол, крик нашего несостоявшегося, данного свыше.

Да, надо было. Хотя чего уж теперь-то. Ни одна судьба не складывается в сослагательном наклонении. Не складывается, зато мстит хорошо за то самое, за несостоявшееся. Вот хотя бы ее пресловутую трудовую деятельность взять — это ж, если вспомнить…

Работу свою она всегда ненавидела. Ну что это за работа — одни цифры в голове. Сухие колонки цифр, от которых к концу дня в глазах рябит. Как можно любить такую работу? Терпеть — да, это можно. Хотя бы по принципу востребования специальности. Да и то не всегда…

После диплома, например, с огромным трудом устроилась в одну контору, в бухгалтерию, — конечно, ее по причине отсутствия опыта на самую копеечную зарплату взяли. А они с Витей к тому времени успели-таки в кооператив залезть, тут уж о ненависти к проклятым отчетам да цифрам не думалось. Волю в кулак, морду всмятку — старалась… Но кто же молодого специалиста сразу будет по карьерной лестнице двигать, к вожделенным зарплатным перспективам? Тут уж, как в армии — дедовщину пока никто не отменял… Хоть до десяти вечера на работе сиди, не заметят, не оценят стараний. Да еще и главная бухгалтерша была редкостная стерва.

Нет, это ей тогда, конечно, от обиды казалось, что она стерва. Вообще-то — баба как баба, замученная ответственностью, семьей да тяжелым нравом начальника. Даже вспомнить теперь стыдно, что она тогда с ней сотворила… И как ей, соплюхе, такое в голову пришло?

В тот день главная бухгалтерша с утра была не в духе — срывалась на нее по пустякам, выплескивала свое «не в духе» наотмашь, остервенело, чтобы свой «дух» от лишней чернухи освободить. Она терпела, терпела… А что остается делать, если ты, как новобранец в армии, под рукой у «деда» оказалась? Напрямую же с возмущением не попрешь, вмиг за штатом окажешься…

Нет, ее можно было понять, главную-то. Ей на следующий день годовой отчет в главке надо было сдавать — та еще нервно ответственная морока. В тот день, последний перед отчетом, вся бухгалтерия на цыпочках передвигалась, дрожала душонками, в последний раз проверяя отчетные данные. Такое напряжение в воздухе висело — хоть ножом режь!

Наконец, пухлая папка с годовым отчетом была собрана, и рабочий день по времени к концу подходил. И черт дернул начальника в этот момент их главную бухгалтершу к себе в кабинет вызвать! А ее, молодого специалиста Аню, мимо ее стола с кружкой горячего чая пройти… Споткнулась о мусорную корзину, чай выплеснулся — прямо в драгоценную раскрытую папку… Конечно, у нее от ужаса волосы на голове дыбом встали, когда напечатанные на машинке цифры начали расплываться в горячих чайных потоках. Да — это был настоящий ужас… В те времена компьютеров еще не было, документы на пишущей машинке наяривали, второй листок с копией выходил бледным, уже не подменишь… Да и не в том было дело — можно подменить или нет! Наверное, как-то бы вышли из положения, перепечатали… Просто она в тот момент совсем голову потеряла, засуетилась в своей окончательной затурканности. Не отдавая себе отчета, схватила папку, впихнула к себе в сумку, села за стол, ни жива, ни мертва… Никого в этот момент, как на грех, в бухгалтерии не оказалось, другие сотрудницы выскочили куда-то по своим делам. Дверь открылась — главная от начальника вернулась, вполне уже «в себе», вполне довольная…

— Ладно, Аня, иди домой. Ты вот что, Аня… Я на тебя сегодня кричала маленько, ты уж прости, сама понимаешь, годовой отчет… Ну, чего сидишь? Иди, говорю! Все сегодня успели, после шести задерживаться не будем!

Онемевшими руками сняла со стула свою сумку, не помня себя, поплелась к двери.

— Ань, а где папка-то с отчетом? Вот тут, на столе лежала…

— Не знаю… Я не видела… Я вообще с места не вставала…

— Наверное, я ее в сейф положила!

— Не знаю, не видела…

И закрыла за собой дверь, зацокала каблуками по гулкому коридору. Внутри, кроме липкого страха и барабанного сердцебиения, ничего не чувствовалось. Потом, отойдя от родной конторы на приличное расстояние, сунула злосчастную папку в кусты, избавилась от улики, как предатель-шпион…

Конечно же главная с отчетом оскандалилась. До такой степени оскандалилась, что ушла с позором по статье — за халатность. Начальство в штатном расписании передвижки произвело, место главной другая сотрудница заняла, и ей, как молодому специалисту, тоже другая должность досталась, с хорошим окладом. Вот и вышло, что она этот хороший оклад сама себе сотворила, своим подлым поступком… Но ведь не признаешься же, как было дело — глупо было уже признаваться…

Да, совесть мучила. А потом как-то забылось. Да и не задержалась она в той конторе, на другое место ушла, как только случай подвернулся. А там — такие козни-интриги, такая грызня среди своих же, только успевай, поворачивайся! Ну, и пришлось определяться как-то, вплывать в это болото. А куда денешься, жизнь чиновничья — она такая. Сам не поинтригуешь, тебя со свету сживут. Вот и насобачилась потихоньку, огрубела, даже незаметно во вкус вошла. И в специальности своей за годы поднаторела, чиновничья спесь появилась, уверенность. Захотелось чего-то более серьезного, чтобы место работы звучало достоинством, а не какой-нибудь шарашкиной конторой. Вот, и до Департамента государственного заказа добралась — куда уж серьезнее. Пришлось кое-кому на лапу дать, не без этого. Туда просто так, с улицы, и не попадешь, и даже по блату не пролезешь…

Вот задуматься бы хоть раз — на что силы ушли? На интриги, на выживание, на сплетни-подставы? А с другой стороны — кто ж о таких вещах и впрямь серьезно задумывается? Живут этим хозяйством, как дышат… Привыкают. Втягиваются. Гордятся даже.

И она тоже привыкла. Втянулась. Гордилась. Несла тяжкую чиновничью долю, чувствовала себя дамой непробиваемой. Потому что всякие там слабые чистоплюи в чиновничьей среде не приживаются. И потому надо быть сильной. Жизнь такая — все по головам идут… Тем более кто в чиновничьей среде посмеет бросить в другого камень, если все — такие? С виду белые и пушистые, а по сути… А копни поглубже — у каждого бревно в глазу есть, и папочка, спрятанная в кустах… Никому ж неохота самого себя подлой сволочью признавать и то бревно на всеобщее обозрение вытаскивать! Защитная реакция, словом…