Ссудный день - Чак Паланик

Всякая эмпатия в нем выгорела. Уолтер рылся у старика под кожей, чтобы его помучить, чтобы наказать, раз не хочет выдавать чип по-хорошему. Намеренно кромсал его, чтобы он наконец раскололся.

Однако Толботт все хохотал и костерил его за бестолковость, и Уолтеру приходилось чертить лезвием борозды на его спине, на голове под волосами. Он уже начал смывать кровь, плеская спиртом прямо из горлышка бутылки, чтобы не ошибиться и не начать резать второй раз по тому же месту. Толботт весь побледнел, голова его свесилась на грудь, а хохот превратился в слабое шипение, как будто он смеялся во сне.

Для поддержания сил Уолтер открыл порнуху с телефона. Свои любимые ролики – те, в которых фигурировали мертвецы. В смысле они были живы, когда трахались и сосали на камеру, но теперь умерли. И тот факт, что они по-прежнему могут волновать его, уже отойдя в мир иной, Уолтер находил самым убедительным доказательством бессмертия человеческой души. Эти боги разврата своей древней красотой давали Уолтеру оправдание – вполне дозволительно порезать шкуру тому, кто остается одной лишь телесной оболочкой.

И все-таки пальцы Уолтера не нащупали никакого чипа. Никакого диода. Только шрамы, комки жира и теплые кисты, которые Уолтер вскрывал и рассматривал, чтобы ничего не пропустить. Предраковые новообразования. Кальцинированные инородные предметы. Кусочки гравия и мелкие кубики стекла – сувениры, оставшиеся после автокатастрофы или падения с велосипеда бессчетные годы назад.

Уолтер срезал со старика трусы и майку. Он прощупывал кожу мелкими круговыми движениями, пытаясь нащупать предмет, который прямо сейчас выдавал его полиции – сообщал координаты заброшенного дома, залитого кровью места преступления, где Уолтер, обливаясь потом и морщась от сострадания, резал и резал бритвой, но уплотнением под кожей оказывался то жировик, то увеличенный лимфоузел, то вросший волос, то фурункул, взрывающийся гноем в глаза, то мозоль, вскрытая по ошибке. Его новый папаша намеренно дергался, чтобы лезвие резануло не туда, и хохотал в истерике.

А чип передавал безмолвный сигнал полиции, и с каждой минутой полиция была все ближе.

* * *

После Ссудного дня книга была везде. Выходить без нее на улицу означало рисковать, что на тебя донесут. А что будет дальше – никто не знал.

Хотя книга сломала ей нос, мать не стала отбирать ее у Терренса. Страницы были в пятнах мочи и коллоидного серебра, но отцовские пометки по-прежнему читались. Пометки, которые отец сделал специально для него. Среди них был список – на последней, чистой странице. Под заголовком «Мои мечты для тебя» отец перечислил:

Превосходное здоровье и сила

Высокий статус

Мудрость

Смелость

Чтобы ты стал великим целителем

Терренс по-прежнему начинал каждый день с чтения. Сегодня из книги Толботта он узнал следующее:

В некогда соединенных штатах рядовой американец всегда находился под контролем. Его образование представляло собой постоянное повторение одной и той же нарративной модели. В большинстве классических произведений американской литературы, которые так любят критики и составители учебных программ, присутствуют три героя. Каждого из них из сюжета в сюжет постигает одна и та же судьба. Послушный тихоня уничтожает себя. Агрессивного бунтаря уничтожают другие. И лишь очень внимательный и зачастую безмолвный наблюдатель остается в живых, чтобы поведать о случившемся.

Самоуничтожение. Убийство. Свидетель.

Именно в таком порядке. Сначала доводит себя до смерти кто-то невинный, как ребенок. В книге «Пролетая над гнездом кукушки» это Билли Биббит, который добровольно отправляется в психлечебницу, чтобы не перечить матери, а после секса с проституткой решает покончить с собой из страха перед материнским неодобрением.

Следующим гибнет бунтарь. В том же романе лихого ирландца Рэндла Патрика Макмерфи душат во сне. Свидетель, хранящий молчание – Вождь, – убегает на свободу, чтобы рассказать миру эту историю.

В «Великом Гэтсби» Миртл Уилсон от отчаяния бросается под колеса автомобиля. Фицджеральд с первых строк описывает ее как потенциальную самоубийцу. Вскоре после этого нувориш Джей Гэтсби погибает, застреленный в собственном бассейне. Рассказчик же, Ник Каррауэй – почти carry away, – уносит ноги на Средний Запад, вынося из истории мораль и делясь ею с читателем.

Это не единственная модель сюжета, но именно ее американцы считают идеальной, и успех любой книги в долгосрочной перспективе зависит от того, насколько близко ее сюжет воспроизводит этот паттерн.

Если роль бунтаря достается женскому персонажу, то гибель часто заменяется изгнанием или остракизмом. В «Унесенных ветром» смиренная тихоня Мелани Уилкс выбирает смерть ради того, чтобы родить ребенка – она знает, что не переживет роды, но хочет угодить мужу. От волевой Скарлетт О’Хара отворачиваются и семья, и прежнее окружение, а скрытный и сдержанный Ретт Батлер уезжает в Чарльстон, покидая место действия, как Вождь и Ник Каррауэй. Вариация того же сюжета имеет место и в «Долине кукол» – прекрасная Дженнифер Норт изо всех сил старается оправдать надежды матери и в итоге решает наложить на себя руки, потому что опухоль в груди угрожает лишить ее красоты. Резкая и амбициозная Нили О’Хара – выдуманный персонаж, взявший сценический псевдоним в честь другого выдуманного персонажа, – собственными действиями ломает себе карьеру в шоу-бизнесе. А тихая и деликатная Энн Уэллс – чужая в Голливуде, покинувшая семью в далекой Новой Англии, прямо как Вождь у Кена Кизи покинул свое племя, – в финале возвращается обратно на малую родину, понеся наименьший ущерб.

В «Обществе мертвых поэтов» ученик решает покончить с собой, не выдержав отцовского неодобрения, учителя изгоняют за свободомыслие, и вся история излагается внешним наблюдателем.

Даже такой, казалось бы, нетипичный роман, как «Бойцовский клуб», следует тому же паттерну. Самым новаторским аспектом «Бойцовского клуба» является то, как схлопываются в нем все три архетипа. Убивая себя, мученик уничтожает бунтаря и тем самым создает интегрированный пассивно-активный голос, который и выступает в роли нового, обладающего собственным самосознанием рассказчика.

Раз за разом американцам втирают одну и ту же мораль: не будьте ни слишком пассивны, ни слишком агрессивны, глядите в оба и не привлекайте к себе внимания. Так надо, чтобы спастись. Чтобы выжить. Чтобы рассказать свою версию событий.

Если верить Толботту, половина населения прежде соединенных штатов всегда была в рабстве у другой половины. И расстановка сил в этих взаимоотношениях менялась почти каждые четыре года. Избиратели были вынуждены становиться рабами или тиранами, тиранами или рабами – в зависимости от итога выборов. И литература была откалибрована так, чтобы уберечь людей от потери рассудка в условиях постоянно нависающей перспективы резкой смены власти.

Терренс закрыл книгу и застыл, держа ее на коленях. Он понимал, как ему остаться в живых: вырваться из этой формулы. Для этого необходимо найти другой вариант.