Леди GUN - Владимир Вера

– Одиннадцать тысяч! – А про себя сказал: «Я не могу проиграть!»

Толпа ахнула. Это была мистика. Небо отозвалось громом, хлынул сильный дождь. Люди спешно расходились, бежали под навесы магазинов, чтобы укрыться от ливня. Исчез и «бульдог» со своей девочкой-подростком. Конферансье засуетился на своей площадке, приказывая манекенщицам прятаться от дождя, чтобы не намочить платья. Он не успел объявить, что аукцион по не зависящим от Бельведерского шоу причинам сегодня сворачивается и что, как обычно, он состоится в следующий праздник. Уже некому было объявлять, и он, укрывшись под тентом, принялся спешно укладывать в чехол свой инкрустированный стекляшками микрофон.

Когда он поднял глаза, то увидел перед собой того самого парня, который участвовал в аукционе. Конферансье испугался его устрашающего вида, но, поборов смятение, спросил:

– Что вам угодно?

– Давай платье, я выиграл, – грубо сказал парень. Конферансье заметил, что парень держал в руке стопку купюр. Значит, он не собирался просто взять «Клеопатру», не уплатив за нее необходимой суммы. И все же шоумен сомневался, а потому решил, что лучше будет не связываться с этим сумасшедшим в дешевом свитере. Он жалел, что рядом нет полицейских, а то бы он устроил этому голодранцу спектакль. Однако рассчитывать можно было только на свою изворотливость, надеяться на безмозглых манекенщиц, прижавшихся друг к другу под тентом, он не мог. У них вряд ли хватит ума спуститься вниз и вызвать «фараонов»…

– Вы понимаете, все платья сложены в стопки. Сейчас очень трудно будет найти именно то, которое вам нужно. Сами видите. Приходите в следующую субботу в офис нашей фирмы – я дам вам карточку с адресом. Думаю, я смогу чем-нибудь помочь…

– Давай «Клеопатру», сука! – остановил его Борис. Шоумен понял, что спорить бесполезно.

– Да, но… Последняя цена… кажется, вы назвали «одиннадцать тысяч шиллингов», – замялся он. – По правилам.

– На деньги! – Борис протянул стопку купюр. Конферансье взял деньги.

– Ну хорошо, если вы так настаиваете… Лили, принеси «Клеопатру». – Он принялся считать деньги.

Манекенщица принесла багрово-красное платье, уложив его в такого же цвета картонный пакет. Борис прижал трофей к груди. Он не стал дожидаться, пока конферансье закончит считать деньги, и помчался вниз по ступенькам к своей Леночке. Борис был искренне счастлив, что выиграл. А деньги – дело наживное!

– Да, но здесь десять тысяч восемьсот пятьдесят шесть шиллингов! – крикнул вслед шоумен.

– Остальные в следующий раз, – не оглянувшись, ответил Борис. Ему не терпелось побыстрее вручить Леночке свой подарок.

Лена стояла одна посреди площади перед арочными воротами, ведущими во дворец. Она ни о чем не думала. Она слушала. Ливень разговаривал с ней. Вода смыла слезы, дождь гладил ее лицо и руки. Промокла с головы до ног. Холодно, но легко. Брызги капали в унисон биению сердца. Борис сломя голову бежал к ней. Он уже стоял рядом с каким-то пакетом. Он прошептал: «Вот платье». Но ей было все равно.

* * *

Епископ Симеон вот уже целый час «разделывал на кусочки» отца Александра. Устроенная владыкой инспекция в приходе больше походила на заурядную инвентаризацию. Он проверял всю утварь по списку. Отец Александр не мог сообразить, чего это владыке взбрело в голову самолично копошиться во всех помещениях и приходских кладовых. Но его дело было исполнять, а не перечить.

– Кто дал вам повод думать, что ремонт в приходе может служить оправданием беспорядка?! – отчитывал Симеон настоятеля, которому впору было поставить руки по швам. Симеон не желал слушать никаких возражений. – Только не надо меня уверять, что служение проходит без сбоев, я знаю вас. Совсем обленились. Не дорожите местом своим, а ведь желающих вас заменить хоть отбавляй.

– Помилуйте, – жалобно мурлыкал отец Александр. – Богослужения идут регулярно. Спросите у пономаря… Алтарь в надлежащем виде содержится. Несмотря на аварийное состояние и текущий ремонт…

– Вы мне на ремонт не кивайте. Как что – епархиальное управление виновато. Повсюду царят попустительство и разврат. Ждете, когда придет владыка и все за вас сделает. А что, совсем негоже самим рукава закатать?! Деньги вам выделяй? Так, хватит… Что у нас дальше… Иконы – тут Сергия Радонежского. Так, есть. Богородицы, показывайте, отец Александр. И заодно скажите, почему не потрудились опечатать ризницу, или вам на это особое разрешение потребно?.. Так, святого Иоанна Златоуста. Побыстрее нельзя?.. Бардак. В таком хламе иконы хранить! Это ли не святотатство?

Отец Александр был наслышан о манере епископа проводить внезапные ревизии, но он не мог предположить, что его приход так скоро станет объектом проверки. Даже реставрационные работы и ремонт не дали закончить, но сейчас отец Александр не сетовал на епископа, он просто не мог сердиться и дрожать одновременно.

Сейчас он дрожал и метался, как новобранец под всевидящим оком ротного старшины. Симеон был, как всегда, скрупулезен, ничто не должно было скрыться от глаз владыки, ведь эту ревизию он устроил не из праздности. Неспроста он пришел в приход отца Александра. Приближенные сановники еще в Союзе прожужжали ему все уши о небывалой красоте дочери отца Александра – любопытство и фантазии не замедлили сказаться, и вот он был здесь, был, чтобы выпотрошить все подряд и заниматься шмоном до тех пор, пока не увидит эту девушку, от которой все в восторге. Он должен лично убедиться, что сплетни не пустой треп.

– Эта есть, – перебирал иконы владыка. – Вся в пыли! Помещения не ухожены… Позор! Безответственность! Где иконы Святой Троицы, Николая Чудотворца, Господа нашего Иисуса Христа? Давайте, давайте, шевелитесь!

– Вот. – Сердце отца Александра ушло в пятки, он никак не мог найти самую ценную икону, писанную кистью неизвестного художника девятнадцатого века, икону Николая угодника. Она была гордостью его прихода, и это все знали. Но ее нигде не было, он перерыл все сверху донизу, но нигде не отыскал антикварный раритет. Все… Конец. Неужто пропала? Он не знал, как сказать об этом владыке.

– Это есть. А где Николая Чудотворца? Кажется, старинная работа? Ну, что вы на меня уставились? Несите икону, отец мой, что, оглохли?

– Ее нигде нет, – промямлил отец Александр.

– Как это нет? Что значит нет? – Симеон выпустил весь свой гнев: – Да я вас в порошок сотру! Я вас из рясы вытряхну! Запрещаю вам служение! Церковь закрыть до повторной ревизии! Вышвырну вас отсюда за двадцать четыре часа – посол через дорогу! Надо выяснить, куда вы подевали икону?! Не местные полицаи, наши органы разберутся! Продал, Иуда?!

– Что случилось, папа? – В дверях стояла испуганная Леночка. Симеон увидел девушку. Она была ослепительна. Чуть приоткрытые губы вновь проговорили: – Что здесь происходит?

Симеон, глядя на эти растрепанные вьющиеся пряди, ниспадающие на плечи, на тонкие извилистые брови, оттеняющие огромные карие глаза, почти забыл, зачем он оказался здесь. Пропажа иконы его не волновала. Такая ерунда никогда не всплывет, если он этого не захочет сам. Господи, а трясется этот идиот так, будто грянул Армагеддон. Как хороша его дочь!