Охота на смотрящего - Евгений Сухов

– Сколько их было, говоришь? – снова спросил Шрам.

– Четверо в «Москвиче», а сколько в банковском броневике – не видел.

– То есть это не была засада?

– Вряд ли, Саша. Белый «Москвич», может, и нас поджидал, я не знаю. Но банковские налетели случайно – иначе бы зачем они стрелять друг в друга начали?

За последние два года Шрам впервые чувствовал себя так хреново – такого позора ему никто еще не устраивал. Тяжким грузом на сердце лежала обида за Чушпана, Петрю и Рому. И, конечно, за потерю двух миллионов зелеными – столько насчитал Моня. Шрам не мог похвастаться способностью к холодному расчету. Наоборот, он был горяч не в меру, вспыльчив – часто заводился с пол-оборота и сам знал за собой эту слабость. Вот и сейчас его было не остановить. «Надо найти "крышу" этого афганского банка, – думал он, – и разобрать ее по досочкам. Кто бы там ни был – хоть гэбэ, хоть эмвэдэ, хоть бээмвэ».

– Ладно, – проговорил он угрожающим тоном, – разберемся. Иди, залижи раны, Мончик, отоспись. Скоро предстоят крутые дела. Распотрошу я эту душманскую малину к едреной матери.

* * *

После ухода Мони Шрам вышел в сквер перед гостиницей и по мобильному позвонил генералу Калистратову, который сегодня вечером отбывал в Москву. Он хотел попросить его о срочной встрече перед отъездом.

Но генерал был суров и нелюбезен:

– Ты зачем туда сунулся? Я же тебя предупреждал – не лезь! Мало у меня своих забот – так еще и твои питерские дела расхлебывать! Самодеятельности я не потерплю! Раз тебе было сказано, не суйся туда, – значит, надо было сидеть и не рыпаться! Ты что, забыл, кто тебя в люди вывел?

Тон и, главное, последняя фраза Калистратова задели Шрама. Московский генерал толковал с ним, как с проштрафившимся школьником. Тварь ментовская! Шрам с трудом сдерживал себя, чтобы не шваркнуть сотовым об асфальт.

– Понял вас, – глухо процедил он. – Но все ж таки надо бы встретиться, пока вы в Питере. Есть разговор. Об интересующем нас обоих предмете.

Шрам лукавил.

Никакого такого особо интересного разговора у него к Калистратову не было. Его интересовал лишь один вопрос: Варягова семейка – жена Светка да малолетний сынок, которых он вот уже пять месяцев держал у себя на даче под Питером и которые ему безмерно надоели. Теперь, когда Варяг убит, всякая нужда в его женушке отпадала. Более того, заложники превращались даже в опасную обузу – и что с ними делать теперь, Шрам не имел ни малейшего понятия.

Последние слова Калистратова очень напрягли Шрама. На что это гражданин начальник намекал ему? Неужели угрожает? Шрам невольно заскрипел зубами от ярости. «Ну нет, сука, тому не бывать. Со мной так нельзя! Придется разобраться и с генералом. Мне ведь по большому счету все равно, генерал ты или рядовой: все из мяса! За слова ты мне ответишь, легавый. Я с тобой еще разберусь».

Шрам завелся всерьез. На его персональном жаргоне глагол «разобраться» означал «убить». Когда Шрам решал убрать не в меру зарвавшегося конкурента или соперника, вставшего поперек дороги, ему в разговоре с бойцами достаточно было обронить эту невинную фразу: «Надо бы с ним разобраться». И бойцы принимали приказ к исполнению, а через пару-тройку дней городские газеты опять пестрели истерическими статьями об «очередном заказном убийстве». В последнее время, правда, Шраму уже не так часто приходилось «разбираться» – времена менялись, и прежние методы «разборок» сейчас были у блатных не в ходу. Кровавые «разборки» давно остались в прошлом.

Но сейчас Шрам не мог сдержаться: все проблемы свалились на Александра Степанова как-то в одночасье, и нервы не выдерживали. Наверное, поэтому для разрядки ему в голову пришла мысль «разобраться» с обнаглевшим, зарвавшимся генералом Калистратовым. А после вчерашнего разговора с Москвой тем более: он понял, что имеет все основания это сделать.

* * *

Вчера поздно вечером Шраму прямо на сотовый позвонили из Москвы. Звонивший, назвавшийся Николаем, был весьма любезен и напорист. Он сразу вывалил Шраму целый ряд фактов, из которых следовало, что он очень хорошо информирован, имеет колоссальные связи; по долгу службы скорее всего тусуется с генералами МВД или ФСБ. Николай дал четко понять, что находится в курсе всех основных событий, происходящих в российском криминальном мире. Он много знал про питерские дела, знал про смерть Варяга и даже сообщил Шраму то, чего никогда не говорил ему Калистратов: Варяга и ряд других авторитетных людей сплавили на зону специально, с целью удалить их на всякий случай из центра, пока тут шло «перераспределение власти».

Шрам слушал внимательно и не торопился задавать вопросы. Но предупредительный Николай скоро сам предложил ему задавать вопросы. Шрам, конечно, оценил такую любезность собеседника, понимая, что весь этот спектакль разыгрывается неспроста. Шрама, естественно, подмывало узнать у хорошо осведомленного Николая об очень многом. Но прежде всего его волновал главный вопрос: судьба российской воровской короны. Не мог столь эрудированный человек из Москвы не знать тайных планов новых людей во власти по такому существенному вопросу.

Шрам сомневался, стоит ли ему говорить с неведомым собеседником открытым текстом или предпочесть хотя бы нехитрый шифр. Но, плюнув на условности, как бы невзначай, он решил полюбопытствовать:

– Если Варяг мертв – выходит, его должность освободилась? – спросил он ленивым, равнодушным голосом.

– Верно мыслите, Александр Алексеевич, – подхватил Николай. – Образовалась вакансия. Но мы не хотим, чтобы за эту вакансию развязалась беспорядочная борьба. Все должно идти своим чередом, спокойно, аккуратно. Знаете, как это бывает в научных институтах, – объявляют конкурс на замещение вакантной должности профессора, печатают объявление в газетах, и глупые провинциальные доктора наук начинают суетиться, пишут заявления, шлют автобиографии, списки научных трудов и даже не догадываются, что все давно решено, всех устраивающая кандидатура уже определена, согласована наверху, надо только соблюсти формальные приличия, провести конкурс. Вы меня понимаете?

– Тут и ежу понятно! – брякнул Шрам.

– Ваш покойный коллега эту процедуру знал досконально – недаром же он одно время был научным работником.

И тут у Шрама мелькнула шальная мысль.

– А что, уважаемый, когда его выбирали на… эту должность, тогда тоже все было согласовано… наверху?

Коля, похоже, улыбнулся.

– Мой дорогой, неужели вы думаете, что проходит как-то иначе? Неужели вы полагаете, что там у вас, в вашем кругу, все делается само по себе, демократическим, так сказать, волеизъявлением, как у вас говорят, «правильных людей»?

Шрам не ответил. На языке у него вертелся еще один страшно волновавший его вопрос, но он почему-то не решался его огласить. И тут Николай, словно прочитав его мысли, сам забросил удочку:

– Кстати, вы знаете, нынешний куратор по северо-западу России, известный вам генерал, скоро отправится на заслуженный отдых. Так что и тут намечаются кое-какие перемены.