Пьяная вишня - Ольга Лазорева

– Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника.

Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку.

Скоро мы оказались за кузницей. Там было что-то типа свалки. Множество проржавевших насквозь листов железа, мотки проволоки, куски труб и прочий металлический хлам были навалены кучей возле задней стены кузницы. Мы прошли мимо, миновали группу невысоких пушистых сосенок и оказались возле кованой беседки. Как я поняла, это было место отдыха. Несколько деревянных скамеек с красивыми коваными спинками, имитирующими виноградную лозу, стояли полукругом возле беседки. Ник сел на одну из них и, наконец отпустив мою руку, достал из кармана брюк мятую пачку сигарет. Он закурил не с первого раза, потому что его пальцы все еще тряслись. Я села рядом и не сводила глаз с его лица. Любовь, которую я так тщательно убивала в себе, нахлынула с такой силой, что я с трудом сдерживала слезы. Его лицо, даже с этой незнакомой мне бородкой, было настолько родным, я так истосковалась по нему, что сердце щемило от невысказанных чувств. Мне хотелось только одного – прижаться, слиться, ощутить его, перестать быть лишь половиной и вновь почувствовать себя полноценным существом.

Ник выкурил сигарету, повернулся ко мне и глубоко заглянул в глаза. Его вопрос был ожидаемым и вполне закономерным.

– Зачем ты сюда приехала, Оля? – глухо спросил он и опустил ресницы.

– Сама не знаю, – честно призналась я. – Но ты мог бы позвонить.

– Не мог, – сказал он, все еще не поднимая глаз. – На семейном совете решили, что отец будет делать мне военный билет, а я пока тут пережду. И кому-то знать, где я скрываюсь, совершенно необязательно. Решили, что как только отец сделает билет, так я сразу вернусь в Москву.

– Как видишь, я узнала, – тихо проговорила я, видя, что он молчит.

– Догадываюсь, кто источник информации, – ответил Ник и посмотрел мне в глаза.

Я вздрогнула от вполне отчетливого желания. И дело было даже не в длительном воздержании. Просто мне хотелось при помощи секса вновь слиться с ним и стать хоть ненадолго одним существом, как это бывало всякий раз. Я буквально сгорала от желания ощутить его в себе, увидеть его горящие от страсти глаза, припасть к его горячим и таким по-юношески нежным губам. Ник, видимо, тоже чувствовал это, так как отодвинулся и скрестил руки на груди. Он явно защищался от меня.

– Я узнала только вчера, где ты, – после паузы охрипшим от волнения голосом сказала я. – И утром села в электричку до Рязани. Но почему ты в кузне?

– Мне нравится, – ответил он неопределенным тоном.

Потом наклонился, сорвал длинную травинку и начал ее грызть.

– Понимаешь, это изумительная профессия, – продолжил Ник более оживленно, – работать с раскаленным металлом, придавать ему нужную форму, видеть, как он застывает и становится произведением. Ты же знаешь, что я всегда увлекался холодным оружием. А тут я могу познать все секреты его ковки. Дед Михей, то бишь Михаил Игнатьевич, между прочим, мастер художественной ковки. Он даже какие-то награды имеет. И я хочу стать настоящим мастером.

– И в ближайшее время ты в Москву возвращаться не собираешься? – уточнила я, чувствуя, как сильно колотится сердце.

– А зачем? – усмехнулся Ник.

«Но ведь ты клялся мне в вечной любви и верности, – рвались с моих губ слова, но я сдерживала себя. – Ты обещал, что мы всегда будем вместе!»

– Так что можешь считать себя свободной, – добавил он после паузы и искоса на меня глянул, тут же отводя глаза.

– А я и так всегда свободна, – с вызовом проговорила я и вздернула подбородок. – Чего и тебе желаю!

Мы замолчали. Ник снова закурил. Лазоревый мотылек опустился на его колено, но тут же порхнул вверх. Я машинально следила за его полетом. И увидела, как между стволов сосен появилась тоненькая фигура девушки-подростка на вид лет пятнадцати. Она улыбалась и быстро шла к нам. Ее крепкие загорелые ноги, едва прикрытые коротким подолом голубого в белый горошек сарафана, почти пропадали в высокой густой траве. Русые волосы были заплетены в две короткие, но толстые косы, круглые щеки разрумянились, большие серые глаза сияли. Девушка несла берестяной туесок, наполненный доверху малиной.

– Привет, Никитка! – радостно крикнула она и замахала свободной рукой.

Девушка подбежала к нам и робко на меня посмотрела. Потом уселась почему-то между нами, и мне пришлось отодвинуться. Она протянула мне туесок. Ее пальцы были испачканы малиновым соком, как, впрочем, и губы.

– Угощайтесь, приезжая гостья, – напевно произнесла она. – Не знаю вашего имени-отчества.

– Ольга Николаевна, – ответила я и взяла ягоды.

Они были мелкими, но необычайно сладкими и душистыми.

– Ох, и малины много в этом году! В бору красно от ягод, – сказала она. – Меня Полей зовут, – добавила она, спохватившись.

Подождав, пока я еще возьму ягод, она протянула туесок Нику.

– Спасибо, Полюшка, – ласково сказал он, но ягоды есть отказался.

Жгучая ревность опалила мое сердце. Я заметила, как Поля смотрит на него, по-детски не скрывая своих чувств. Она заерзала на скамейке, явно пододвигаясь ближе к нему. Потом вытащила из своей косы мятый цветок ромашки и засунула в его волосы, тут же начав хихикать. Ник глянул на меня, слегка покраснел, вынул цветок и бросил его в траву. Поля надула губы, но промолчала. Я смотрела на них и понимала, как они подходят друг другу. Восемнадцатилетний черноволосый кареглазый Ник и пятнадцатилетняя русоволосая сероглазая Поля смотрелись как вполне гармоничная пара. И разве мне тут было место? От сознания, что это так, что сказка закончилась и Ник, по всей видимости, никогда не любил меня, а лишь играл в любовь, моя душа застыла, глаза высохли, губы поджались. Я резко встала и сказала, что мне пора. Ник поднял на меня испуганные глаза. Я заметила, как задрожали его губы, словно у обиженного ребенка. Внутри у меня все начало таять, но я взяла себя в руки и сказала себе, что все кончено и назад возврата нет.

– А деда в кузне? – спросила Поля, ясно на меня глядя.