Принцип Парето - Алина Аркади

не желая больше никогда возвращаться к жизни, в которой существовала. Лучше этот дом, закрытая территория и рычание Парето, чем всё то, что было у меня ранее.

– Почему не ушла?

– Некуда было идти, – пожимаю плечами, вспоминая свои метания рядом с Ромой. – Жилья нет, снимать дорого, родных нет, из друзей только соседка, да и бабушке требовался уход. Зареклась, что как только её не станет, найду возможность разъехаться с Ромой, но судьба всё решила за меня.

– Всегда так плохо было? – Петровна отставляет посуду и усаживается на стул, приготовившись к беседе.

– Нет. Сначала всё было хорошо, мирно, как у людей, а потом… Просто две жизни сошлись на нескольких квадратных метрах, и в силу обстоятельств остаются рядом. Чужие, далёкие и совершенно ненужные друг другу люди, мечтающие разойтись в разных направлениях. Уверена, Рома тоже хотел избавиться от моего присутствия, просто знал, что бабуля завещала квартиру мне, а значит, после её смерти, я имею право указать ему на дверь. Вот и провернул аферу с продажей, не оставив мне выхода.

– И времени подыскать жильё не дал? – удивляется Петровна, а я только сейчас понимаю, что не вдавалась в подробности своей ситуации до сегодняшнего дня.

Снова и снова перемалывала события того дня, когда мы с Тасей остались на улице, и пыталась понять, почему Рома так поступил. Я понимаю, что ему было плевать на меня, но к дочке должны же были остаться хоть какие-нибудь чувства?

– Нет. Пришли новые хозяева, ткнули в лицо бумагами, и с помощью полиции помогли покинуть квартиру. Я бы хотела посмотреть в глаза Ромы и спросить, почему он избавился от дочки, не подумав, в каких условиях окажется его ребёнок.

– Был уверен, что ты, как мама, обязательно позаботишься о Тасе и сделаешь всё возможное, чтобы дочка жила в нормальных условиях.

– Я пыталась, но если бы не вы в тот вечер на вокзале… – отчего-то к горлу подкатывает ком, а глаза затуманивает влагой, и мне хочется сжать Петровну в объятиях, чтобы она понимала, что сделала для нас с дочерью, но как только делаю шаг, в окно бьёт свет фар, переключая моё внимание. – Гриша с Тасей приехали. Пойду заберу.

Выскакиваю на улицу, но навстречу мне идёт Островский с Тасей на руках, которая ему что-то рассказывает, активно жестикулируя и заикаясь. Дочка взбудоражена, что замечаю сразу. Парето ставит ребёнка передо мной, но не уходит.

– Мам, а меня Гриша испачкал, – показывает пальчиком на большое пятно, которое расплылось по нежно-розовой ткани в области груди. – Оно красное, – нажимает пальцем, а затем показывает мне красную фалангу.

По какой-то причине я сразу понимаю, что это кровь, и поднимаю голову, чтобы получить ответ от Островского. Он молчит, вероятно, не желая давать разъяснения в присутствии Таси.

– Ничего страшного, постираем, – произношу хрипло, стараясь не выдать волнения, от которого раздаются глухие удары в висках, и я слышу собственную речь, словно из-за толстой преграды. – А Гриша где?

– Костя ему сказал на другой машине ехать: белой, с красным крестиком. Такая к бабуле часто приезжала. Там тётя его сразу отдыхать положила.

– Отдыхать? – понимаю, что Тася имеет ввиду носилки в скорой, а это значит – Грише требуется помощь врачей.

– Да. Он, когда меня сжал крепко-крепко, – обхватывает себя руками, показывая, – разговаривал не как обычно, и шатался в разные стороны. Посадил меня в кресло и дверь закрыл. А потом Костя приехал и меня забрал.

– Понятно, – сжимаю маленькие ладошки в пушистых варежках.

– Лена, зайди в дом, и куртку мне отдай, – Островский кивает на Тасю.

– Зачем?

– Так нужно, Лена, – говорит с нажимом и поднимает меня за локоть, направляя в дом.

Раздеваю Тасю и отдаю вещь Парето, ища в его глазах ответ на множество вопросов. Меня трясёт от мысли, что дочка могла пострадать, поэтому желаю знать все нюансы произошедшего. Мужчина молча разворачивается, оставляя меня в неведении, но я не унимаюсь:

– Что…

– Позже, – отрезает. – Проверю Гришу и вернусь.

Тася тянет меня на кухню, где Петровна тут же выставляет перед ней тарелку с супом, который ребёнок с жадностью уплетает. Она не поняла, что произошло, да и мне пока не всё известно, но главное – дочка в хорошем настроении рассказывает, как прошёл день в саду. Через время Тася всё же возвращается к случившемуся, вызывая недоумение Ларисы Петровны, которой сразу даю понять, что в присутствии ребёнка эту тему обсуждать не буду. Пока управляющая отвлекает Тасю расспросами об играх в саду, готовлю панна-котту для Островского на завтра, занимая руки в ожидании его возвращения.

Попрощавшись с Петровной, отправляемся в коттедж, а проходя мимо соседнего, отмечаю, что в окнах темно. Не вернулся, значит, с Гришей всё намного серьёзнее, чем показалось моему ребёнку. Искупав Тасю, укладываю в кровать, и под мультики она быстро засыпает, размеренно посапывая. Мне же не спится, и я то и дело посматриваю в окно, ожидая своего соседа. Ближе к полуночи на дорожке появляется силуэт, в котором я точно определяю Парето, и не успев открыть дверь, получаю сообщение, в котором всего одно слово: «Жду».

Мне кажется, я ещё никогда настолько быстро не преодолевала расстояния, потому что через минуту врываюсь к Островскому, застывая на пороге.

– Дверь закрой. Садись, – указывает на кресло рядом, придвигая ко мне бокал с виски. – Выпей.

– Не хочу.

– Выпей, – говорит с нажимом, не оставляя мне шанса отказаться.

Делаю пару глотков и в горле жжёт от крепкого алкоголя. Скривившись, отодвигаю бокал и зажимаю рот ладонью. Чувствую, как внутри разливается приятное тепло, обволакивая внутренности. Островский сверлит меня взглядом ещё некоторое время, видимо, оценивая, готова ли я к принятию информации.

– Позавчера, когда Гриша вступился за тебя и зацепился с Вороновым, фактически поставил на себе знак мишени. У Шакала слишком ранимое самолюбие, чтобы позволить кому-либо так борзо разговаривать, да ещё и в присутствии своей охраны. Методы у него грязные и топорные, по старинке, хотя сам достаточно молод. Играть тонко навыков не хватает, поэтому наказывает силой. Люди Воронова ждали, когда Гриша из машины выйдет, а вышел он за Тасей. Успел среагировать и закрыть ребёнка, получив две пули в спину.

– Он…

– Жить будет, не переживай. Жизненно важные органы не задеты, а мясо заживёт, – произносит будничным тоном, словно ничего серьёзного не произошло.

– Всё из-за меня, – всхлипываю, закрывая лицо ладонями.

– Брось, Лена, ты так скучно живёшь, что даже приличными врагами не обзавелась.

– Но ведь Гриша пострадал по моей вине. Оттащил Воронова, который лез своими противными губами и предлагал себя, словно товар в магазине.

– Предлагал себя? –