Семь сокрытых душ - Наталья Калинина

…Сначала не стало папеньки. Несчастный случай на охоте. Горе затопило меня. Ах, почему я не умерла вместо папеньки? Зачем мне жизнь-то теперь, разве в радость она? Жить и знать, что в несчастье этом повинна я. Не такой участи хотела я для моего родителя. Не так желала разлучить его с Мари. Если бы могла вернуть я тот день, когда отправилась к Захарихе! Да только уже не исправить ничего.

А потом не стало Мари. После похорон заперлась она в своей спальне, сама не выходила и к себе никого не пускала, даже доктора.

Вышла она из спальни на исходе третьего дня. Да, видимо, от слабости оступилась на лестнице. Я услышала ее крик и первой прибежала на помощь. И увидела Мари лежащей под лестницей, бледной, с закрытыми глазами, часто дышащей. А из-под платья ее разливалась лужа крови. Закричала я так страшно, как не кричала после известия о гибели папеньки. Сбежался люд. Отнесли Мари на руках в ближайшую комнату, кто-то послал за доктором.

Мачеха болела долго… Время слилось для меня в одну бесконечную беспросветно-черную ночь. Ульяша шепнула мне, что потеряла Мари ребеночка и что больше не сможет иметь детей. Сложно описать, что я почувствовала. Сочувствие? Совру, если так скажу. Ведь мачеху я тоже обвиняла в случившемся: если бы не она, не этот ее неродившийся ребенок, не решилась бы я на страшное, и мой папенька был бы жив. Я лишь желала развести их! Я лишь мечтала, чтобы папенька был со мной! Чтобы все было как раньше. Если бы эта Мари не появилась в нашем доме…

Но и радости я тоже не чувствовала. Я не хотела этого ребенка. Но подобной участи для мачехи тоже не желала. Бродила я по опустевшему дому неприбранная, непричесанная. Молила боженьку простить меня, да за здоровье мачехи просила…

И однажды Мари вышла из спальни сама – исхудавшая, бледная, молчаливая. Будто почувствовала, что я стою за дверью. Вышла и посмотрела на меня так, что я отшатнулась. Взгляд ее мне показался безумным. Да подумалось еще, что известно ей, кто повинен в бедах, пришедших в наш дом. Словно подтверждая мои мысли, Мари вдруг наставила на меня палец и выдохнула:

– Ты…

Мне хотелось убежать, но ноги словно приросли к полу. Мари сверлила меня взглядом, я – молчала. И вдруг она резко развернулась и скрылась в спальне.

В ту же ночь она пропала. Искали ее и в доме, и на черном дворе, и в лесу. Страшную новость принес конюх Антип: на берегу реки нашли платок Мари. Воды были неглубоки, но быстры, а в том месте, около которого лежал платок, находились опасные омуты. Искали Мари, конечно. Но саму не обнаружили, только выловили из реки ее ботинок, запутавшийся в водорослях.

И вот так я осталась одна. Я слегла больной. Ухаживала за мной верная Ульяна, приносила травяные отвары, которые должны были поднять меня на ноги. А я желала лишь одного – умереть. Я молила смерть сжалиться надо мной. Но она отвернулась от меня. Я молила папеньку присниться мне. Да, видно, не простил он меня.

Когда я худо-бедно поправилась, решила навестить семейный склеп, попросить прощения у моих родителей. Но едва я вышла за ворота, как нос к носу столкнулась с Захарихой. Противная баба будто специально поджидала меня.

– Ну что, как тебе спится? – спросила ведьма.

– А вам? – гордо вскинула я подбородок, не желая выдать своих мучений перед нею.

Она покачала головой и ухмыльнулась.

– Молодая ты еще. Дурочка.

И с этими словами Захариха пошла вон. А я вернулась в дом.

Страшно, тяжко мне жить. Содеянный грех доводит меня до отчаяния, выпивает все силы. Я живу в постоянном, изводящем мою душу страхе. То и дело слышу шаги в комнате мачехи. Проклятая, она будто задумала извести меня! Один раз со двора я увидела свет в ее комнате и тень в виде силуэта за портьерой. На мой крик прибежали конюх и кухарка. Я велела им подняться в комнату мачехи и найти того, кто меня пугает. Но комната оказалась пустой. А на следующий день повторилось все: свет и мелькнувший в окне силуэт.

А потом… А потом случилось это.

В один из этих черных, тоскливых вечеров я, почувствовав недомогание, поднялась в свою спальню и увидела на кровати корзину. Простую, крестьянскую, сплетенную из прутьев, на дно которой было уложено какое-то тряпье.

– Ульяна? – позвала я, выглянув за дверь, и со страхом вновь приблизилась к кровати. Почему-то я почувствовала, что от корзины исходит опасность. Но, однако, будто подчиняясь неведомой силе, подошла к ней и приподняла край тряпки.

На дне корзины лежал уродливый ребенок, в кровожадной улыбке которого обнажились два длинных острых зуба, торчащих из верхней десны. Я закричала от ужаса. И только бросив на уродца повторный взгляд, увидела, что это – кукла. Кто принес мне ее?! Кто решил так страшно напугать меня?

– Ульяна?! – закричала я, выскакивая вначале в коридор, потом – из дома.

Я металась по двору – простоволосая, в домашнем платье, – кричала, пытаясь добиться правды, найти того, кто принес мне этот страшный «подарок», и наказать его. Кто-то из челяди испуганно прятался (я видела, как захлопнулась дверь людской, а затем в окне показалось любопытное лицо прачки), кто-то, наоборот, высунул нос во двор. Смотрели на меня со смесью любопытства, страха, сочувствия. А мне были безразличны их взгляды, я хотела лишь одного – чтобы мне сказали, кто принес в мою спальню куклу… Я бросалась к одному человеку, к другому… От меня отшатывались, будто от прокаженной. И никто, никто не мог ответить мне…

А потом пришла Ульяна, взяла меня под руку и, рыдающую, увела в дом. Я наотрез отказалась подниматься в свою спальню, пока из нее не уберут корзину. Страшную куклу я велела сжечь. И лишь когда мой приказ был выполнен, я позволила кормилице сопроводить меня в опочивальню и уложить в постель.

Я уснула, хотя думала, что не сомкну глаз до утра. Но посреди ночи проснулась от стука по полу, словно кто-то в деревянных башмаках приближался к моей кровати. Я открыла глаза. И увидела ее – куклу…

* * *

Переговоры получились долгими, в офис Игорь с Адой вернулись к четырем часам. До пяти еще обсуждали в кабинете итоги встречи, и лишь потом Ада смогла позвонить Сергею по внутреннему телефону. Но трубку снял не он, а один из сотрудников Писаренкова, который сообщил, что шеф уехал куда-то незадолго до ее возвращения в офис. На мобильный дозвониться не удалось, и Ада решила, что позже Сергей перезвонит ей сам.

Секретарь по ее просьбе принесла ароматного чаю, добавив от себя песочное печенье. Ада была голодной, пообедать так и не смогла, поэтому печенье съела с большим удовольствием. На мобильном оказались два пропущенных звонка от Вовчика и два сообщения от него же. В первом Сухих написал лишь «мой почтовый ящик», в другом указал улицу, номера дома и квартиры. Как хочешь, так и понимай. Приглашает ее в гости? Что-то оставил для нее? Допив чай, Ада набрала номер Вовчика, но он, как и Писаренков, не ответил. Не перезвонил и через полчаса. Не ответил и на повторный звонок Ады. Ну что ж, встретиться срочно понадобилось ему, а не ей. Девушка взглянула на часы и решила, что сегодня она имеет право уйти из офиса немного раньше. Переговоры, которые отняли почти весь день и выжали ее, словно лимон, обещали обернуться выгодной сделкой. Спасибо Сташкову, который изначально повел дело правильно.