Посольский город - Чайна Мьевилль

Скайлу всегда хотелось в подробностях знать, как было дело, кто и что говорил, кто из Хозяев присутствовал.

— Так не честно, — говорила я ему. — Пойти туда со мной ты не соглашаешься, а потом злишься, если я не могу повторить всю эту скучную дребедень, которую там говорили.

— Мне там не обрадуются, ты это знаешь. — Это была правда. — А ты зачем ходишь, если там так скучно?

Это тоже был резонный вопрос. Восторг, с которым другие сравнения встречали каждый визит Хозяев, и глубина их бесед, точнее, её отсутствие, когда Хозяев не было, каждый раз сильно меня раздражали. И всё же меня не оставляло ощущение, что именно там может случиться нечто очень важное.

Один Хозяин часто сопровождал Испанскую Танцовщицу. Он был коренастее прочих, с узловатыми ногами, с провисшим брюхом, свидетельствами приближающейся старости. По какой-то забытой мной причине мы звали его Улей.

— Я видела его раньше, — сказала Шанита. Он говорил беспрерывно, а мы слушали, но его речь казалась составленной из неоконченных предложений. Мы ничего не понимали. И тут я вспомнила, где видела его раньше: во время моего самого первого визита в город. Он участвовал тогда в Фестивале Лжецов. Это ему лучше всех удалось неправильно описать целевой объект. Он назвал не тот цвет.

— Это лжец, — сказала я. И щёлкнула пальцами. — Я тоже его видела.

— Хм, — сказал Валдик. Вид у него был недоверчивый. — А что он говорит сейчас? — Улей ходил кругами, рассматривая нас, скрёб своим дающим плавником воздух.

— «Вот так, вот так», — переводил Хассер. Он тряхнул головой, ничего, мол, не понимаю. — «Похожи, они, сходные, разные, не одинаковые, одинаковые».

«Галстук» был не единственным местом, где мы собирались, но чаще всего это происходило именно там. Время от времени мы назначали собрание в каком-нибудь ресторане недалеко от торговых кварталов или на открытых скамьях другого заведения вблизи канала, но такие выходы всегда планировались заранее, да и то скорее из чувства приличия и нежелания прослыть закоснелыми консерваторами. Однако именно «Галстук» был тем самым местом, где привыкли искать нас жаждавшие встречи Хозяева, а поскольку мы не меньше их жаждали быть найденными, то это место и стало главным для нас.

Сравнения считали себя чем-то вроде дискуссионного клуба, где инакомыслие было допустимо, но лишь до определённой степени. Один раз некий молодой человек пытался вовлечь нас в полемику, которая от пропаганды независимости перешла к прямому подстрекательству к мятежу и нападкам на служителей, так что мне пришлось вмешаться, чтобы его не побили.

Я отвела его в сторону.

— Уходи, — сказала я ему. Столпившиеся сравнения осыпали его колкостями, кричали ему, чтобы он вернулся и попробовал ещё что-нибудь сказать против послов.

Он сказал:

— А я-то думал, что они радикалы. — Вид у него был до того потерянный, что мне даже захотелось обнять его, чтобы утешить.

— Эти-то? Ну, это смотря у кого спрашивать, — сказала я. — Да, с точки зрения Бремена они предатели. Но служителям они преданы больше, чем те сами.

Политика плебисцита в Послограде была абсурдом. Ведь никто, кроме послов, не мог говорить с Хозяевами! А что до завсегдатаев «Галстука», то, даже если не принимать во внимание неизбежный коллапс Послограда в случае исчезновения послов, кто ещё, кроме них, стал бы произносить этих мужчин и женщин, так гордившихся своей ролью сравнений?

Ариекаи игнорировали любые попытки войти с ними в контакт. В те часы изоляции я не раз подумывала позвонить КелВин или Скайлу и потребовать информации: из всех моих знакомых именно они должны были хоть что-нибудь знать. И останавливала меня не возникшая между нами вражда, а убеждённость в том, что ни упрёками, ни угрозами из них ничего не вытащишь.

В Послограде стояла весна, и холодная погода располагала к безделью. С верхних этажей посольства я наблюдала крыши хозяйского города, их зверокорабли и моргающие постройки. Что-то менялось. Цвет или его отсутствие, движение, паралич.

Корвид поднялся с взлётной площадки посольства, прочертил небо в направлении городского воздушного пространства, повертелся в нём, медля то тут то там в поисках места для посадки; ничего не нашёл, вернулся. Бывшие на его борту послы наверняка посылали сообщения вниз, к домам-телам, над которыми они пролетали, но безрезультатно.

Наверное, многие послоградцы ещё не знали, что что-то пошло не так. Официальная пресса демонстрировала лояльность или непрофессионализм. Но на той вечеринке было много приглашённых, и слухи расползались.

Солнце по-прежнему всходило, в магазинах продавали товары, а люди ходили на работу. Катастрофа была медленной.

Я набрала номер, вытащенный Эрсуль из недавно и неаккуратно усовершенствованной сети, который, по её словам, принадлежал Эзу. Он — или тот, кому на самом деле принадлежал этот номер, — не отвечал. Матерясь беспрерывно, но настолько тихо, насколько я могла себя заставить, я снова набрала комбинацию цифр, и снова без результата.

Позже я узнала, что в тот день послы, отчаявшись, пошли в город пешком. Пары отчаянных двойников приставали к встреченным на улицах Хозяевам, обращались к ним на Языке через передатчики шлемов-эоли и получали вежливые не-ответы, или непонимание, или бесполезные сообщения о катастрофе.

Кто-то подошёл к моему дому. Я открыла дверь и увидела Ра, который стоял прямо у меня на пороге. Я молча смотрела на него несколько долгих секунд.

— Похоже, ты удивлена, — сказал он.

— Мягко говоря, — ответила я. И сделала шаг в сторону, давая ему дорогу. Ра то и дело вытаскивал телефон, как будто хотел его выключить, но так и не решился.

— Тебе должны позвонить? — спросила я.

— Только Уайат, — ответил он.

— Правда? И больше никто? А как же послы? Разве за тобой не следят?

— Как твои дела? — сказал он. — Я тут думал… — Мы уже давно сидели на стульях, лицом друг к другу. Время от времени Ра бросал взгляд через плечо, себе за спину. Но там не было ничего, кроме стены.

— А где Эз? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Вышел.

— Разве вам не положено быть вместе? — Он снова пожал плечами. — В посольстве? Слушай, Ра, как тебе вообще удалось выйти? Я думала, они держат тебя взаперти. — Будь я начальником, я бы посадила ЭзРа в камеру и день и ночь не спускала с них глаз, чтобы привести ситуацию в норму или, по крайней мере, взять её под контроль. Может, они пытались. Но если Ра говорил правду, значит, обоим новым послам удалось смыться.

— Ну да, — сказал он. — Ты же знаешь. Охота пуще неволи. Я просто думал… Пришлось расколоться. — Я нехотя рассмеялась. Без истории тут наверняка не обошлось.

— Ладно, — сказала я, наконец. — Как тебе нравится наш городок?