Ранняя пташка - Джаспер Ффорде

Открыв сумочку, девушка достала маленькую коробочку, затем, открыв ее с величайшей осторожностью, показала крошечную шляпу, меньше пяти сантиметров в поперечнике.

– Вы видите перед собой, – сказала она, – головной убор домового, одного из зимних карликов.

Я изучил шляпу. Сшита она, бесспорно, была хорошо, однако материал был похож не столько на кожу, сколько… на пластик.

– По-моему, это шляпа куклы Барби, – заметил я, – из коллекции нарядов Дикого Запада.

– Да, я тоже так думаю, – вздохнув, согласилась девушка. – Внутри стоит клеймо изготовителя. Взгляните.

Показав мне клеймо, она положила шляпу в коробочку и убрала коробочку в сумку.

– Крайне важно собирать доказательства, – продолжала она, – даже если они свидетельствуют об обратном. Так делается наука. Ошибаться и двигаться дальше. Если мне часто указывают на мои ошибки, значит, я движусь в правильном направлении, разве не так?

– Тут я не стану спорить, – сказал я, – но ведь Зимний люд – это лишь сказки, правда? Чтобы пугать детей, добиваясь от них послушания, и уговаривать неспящих заснуть.

– У меня более широкий подход к традиционным понятиям «существование» и даже «доказательство», – сказала девушка, – но в здешних краях мне повезет скорее, чем где бы то ни было еще: Грымза, Термозавр и Штучка привязаны к Центральному Уэльсу, а из них самая новая – это Грымза, впервые она была замечена всего двадцать лет назад, под Райдером.

– Икабод и резервуар с холодной водой?

– То самое.

Я передал девушке слова Моуди о том, что эта местность считается колыбелью легенды.

– И на то есть все основания, – подтвердила та. – Я полагаю, Грымза должна вернуться – чтобы подкрепиться стыдом недостойных.

– Я так понимаю, здесь ей будет чем поживиться?

Девушка закатила глаза.

– В Двенадцатом богатый выбор ее, конечно, избалует. Мое мнение – если Грымза вздумает наведаться к нам, в первую очередь ее привлекут Поручители, и в особенности Поручитель Джим Трикл, Консул по совместительству, но по меркам Бремени вины он, пожалуй, даже рядом не стоит с некоторыми из наших чудиков. У нас есть Джонси, потерявшая шестьдесят солдат, бывших у нее в подчинении, есть Токката, половину времени сама не своя, есть Фоддер, который определенно что-то скрывает, и среди местных привратников огромные потери, вероятно, вследствие скуки или некомпетентности. И все-таки я ставлю на главную мерзость Двенадцатого, заместителя главы службы безопасности «Гибер-теха» Хука. Да, кстати, меня зовут Лора Строугер.

– Чарли Уортинг, – представился я.

Вместо Зимнего объятия мы пожали друг другу руки; обниматься с несовершеннолетними не принято, если только это не близкий родственник.

– Что ж, – сказал я, – удачи тебе в охоте на Грымзу.

Поблагодарив меня, Лора вернулась к занятиям, а я прошел в кафе «Миссис Несбит», довольно просторный зал, оформленный по-деревенски просто: дубовые балки под потолком, обшитые досками стены, древние медные сковороды и два больших окна, выходящих на площадь. В уютной нише у потрескивающего в камине огня устроилась сонная потенциальная клиентка, обсуждающая живопись импрессионистов – обычная предтеча сознательного погружения в сон. Далее она перейдет к литературе, поэзии, лютне и, если ничего не поможет, к более утонченным методам. В них мало кто нуждался. Учитывая традиционно высокий уровень навыков засыпания, большинство клиентов забывались бесчувствием где-то между Диланом Томасом и Лонгфелло, и лишь немногим удавалось продержаться до У. Х. Одена [66]. Лютни же редко приходилось даже просто извлекать из футляров.

У сонной был отсутствующий, измученный вид зимсонника – человека, который уже много лет не проваливался в плодотворную пропасть сна. Она почему-то показалась мне знакомой; ей было под шестьдесят, что было необычно, поскольку завзятые Зимовщики редко живут дольше сорока. Чувствуя себя глупо, я приветственно помахал рукой, и женщина абсолютно равнодушно ответила мне тем же.

Остальные находящиеся в зимней гостиной, человек десять, были зимсонниками. Они развалились в креслах, излучая чувство бесстрастной апатии. Двое играли в шахматы, используя облегченные фигуры, кто-то читал, но большинство просто дремали, приоткрыв глаза и рты с вытекающими на подбородки струйками слюны. При моем появлении они лениво повели глазами в мою сторону, затем так же лениво вернули их назад и продолжили заниматься тем, чем занимались, то есть по большому счету ничем.

– Добро пожаловать в «Миссис Несбит», – сказал ближайший ко мне зимсонник.

Он был в длинном пальто из дерюги и сандалиях на босую ногу, а в бороду были вплетены засушенные Весенние цветы. На добром благочестивом лице с очками в зеленой оправе бессонные Зимы и непогода оставили бесчисленные морщины, переходящие в складки.

– Привет, – ответил я, нарушая главное правило общения с неспящими: не надо с ними заговаривать.

Зимсонник представился Шаманом Бобом.

– Младший консул Чарли Уортинг, – сказал я.

– Проездом?

– Да; я здесь, чтобы встретиться с Моуди.

– От лишайника больше здравого смысла. Что у тебя с головой?

В отличие от разговора с Достопочтимой Гуднайт, когда мне нужно было оставаться учтивым, сейчас я мог оттянуться по полной.

– Это последняя стадия невыносимо болезненного неизлечимого недуга, поражающего половые органы. К счастью, он передается только через кожу. О, простите, я должен был предупредить об этом до того, как пожал вам руку. Какое упущение – примите мои извинения!

Шаман Боб улыбнулся.

– Поделом мне, – сказал он. – Я это заслужил.

– Да, согласен.

Встав, Шаман Боб шагнул вперед и заключил меня в Зимние объятия. В последний раз шаман обнимал меня лет десять назад, и с тех пор мало что изменилось. От Боба пахло сухой дерюгой, плесенью и вяленым мясом. И еще он был костлявый. По-настоящему костлявый. Словно мешок с топорищами. Мы стояли так долго, что я подумал, уж не заснул ли Боб, но тут наконец он меня отпустил.

– Хочешь кофе? – спросил он. – У нас «Несбит» бюджетного помола. Он отвратительно невкусный, но мы уже привыкли. Если смешать его с водой, получится очень эластичный клей для приклеивания плитки.

– Вы очень любезны, благодарю вас.

– Кофеварка вон там, и раз уж ты туда пойдешь, приготовь и мне. Еще кому-нибудь надо?

Весь зал откликнулся слабым согласием. Для зимсонников энтузиазм был ругательным словом. Пройдя к стойке, я приготовил большой кофейник кофе и поставил его на стол посредине. Зимсонники предприняли бессильные неэффективные попытки обслужить себя, и мне пришлось обнести их кружками. Все неспящие такие. Вечно заставляют работать других.