Зайтан-Бродяга. Тихий город - Илья Слобожанский

Тараканы, клопы и жуки повсюду. Завидев нас спешат, убегают, прячутся в щели и дыры. Ленивые и нерасторопные трещат под ногами. Пахнет гниением и сыростью. Стены почернели, в отдельных местах плесень и жёлтый грибок поднялись выше моего роста. Там, где их нет, можно разглядеть картинки.

Угрожающего вида остроносые машины, громоздкие механизмы и тысячи ластоногих в причудливых одеждах. Длинные балахоны и остроконечные шапки-колпаки. Такие шапки я уже видел там, где чудо остров поднялся из воды. На рисунках можно отыскать и других болотников. Большие шары вместо голов, за плечами бочонки, в руках палки с коробками.

— Видал? — Гунька мазнул пальцем по стене и ускорился.

— Догоняй Бродяга.

— Куда нас занесло? — Спросил, глазею по сторонам. И там, и здесь ряды колонн, отполированный белый камень, коричневые прожилки на нём и чёрные пятна. Только по выщерблинам и можно понять, старые они, совсем древние. Огромные горшки, навалены у стены. Целые, треснувшие, разбитые. В таком горшке мы с Гунькой поместимся ещё и место останется. Лежат горой, пропадают без дела. Вот бы всё это добро да на рынок к вольным. И о чём я только думаю? Какой рынок? Под ногами жуки, черепки, битый камень. Местами проросла трава, вздувается шишками-буграми жёлтый и красный мох. Занесло меня в подземелье, как бы зверюга на вылезла.

— Да кто его знает? — Заговорил Гунька. — Пойди и спроси. — Приятель указал взглядом на болотника, тот как сторож возле амбара стоит у колонны. Рослый, крепкий, с зелёными завитушками, одет в сетку. Очень похож на того что бросил меня под проливным дождём. Хотя нет, этот без топора, палка у него с наконечником. — Видал, какой? — Прошептал Гунька. — Охраняет. Но вот что?

— Черепки с горшками стережёт. — Высказал я догадку и полез следом за Гунькой. Протиснулся в узкий проход между камней. Рухнул потолок, упали балки, загородил дорогу. Чёрная бездна над головой, моросит дождик. — Долго ещё? Где наши?

— Почти пришли. Тут свернём. — Гунька подтянул штаны и зашагал ещё проворней. — Когда мы сюда спустились, этой дыры не было. — Гунька остановился завертел головой. — Трещать начало. Сверху сыплется, снизу гудит, дрожит. Подумал — тут и помру. — Приятель умолк.

— И что потом?

— Ничего особенного. Потрещало и затихло. — Гунька поскрёб щеку. — Туда. — После минуты раздумий указал Гунька. — Когда греметь и трясти перестало, появилась дыра. Пыль улеглась, а там проход и ступеньки.

— А что внизу?

— Проход. За ним здоровенная комната и озеро. Представляешь, озеро под землёй. Светится оно. — Поведал Гунька. — Вода тёплая-тёплая, местами горячая. Я искупался. Рыбки плавают, маленькие такие, стайками кружат, щиплют за ноги. Сначала как-то не по себе. А потом хорошо, даже приятно.

— Рыбки? — Я поёжился, холодно здесь, сквозит в спину. Захотелось поскорей добраться к озеру, залезть в него и не вылезать.

— Ага. — Гунька часто закивал. — Рыбки маленькие, камни горячие. Я на них лежал. Не хуже, чем в Вохиной баньке на лавках. Жаль пара нет.

— В бане хорошо. — Согласился я. От одной только мысли про баню стало теплей, но ненадолго. Потянуло сквозняком, пробрало до костей.

— А кто спорит? Конечно хорошо. — Приятель взъерошил рыжие волосы. — Там, не только озеро и горячие камни. — Гунька лукаво подмигнул. — Большущие столы, горы еды. Одно плохо, кислой нет. — Вздохнул Гунька и пожаловался. — Сам понимаешь, какой праздник без выпивки?

— Это точно. — Согласился я, впервые захотелось напиться. Да так что бы позабыть обо всём что приключилось. А там, пусть хоть варят, хоть жарят. Уже не важно, пьяному помирать легче (наверное).

Оставшийся путь, прошли молча. Перекрёстков и развилок больше не было. Растрескавшиеся стены, колонны, горшки, черепки, всё одинаковое. Впереди ступени наверх и высокая арка. Когда-то она была оштукатурена, расписана картинками. Штукатурка отвалилась, лежит большими кусками, можно рассмотреть рисунки. Всё те же болотники в причудливых одеждах, машины, механизмы.

У входа два ластоногих с топориками. Эхом разносятся голоса, но кто говорит невидно. Не соврал Гунька, комната действительно огромна что вверх что в ширь. Как не силюсь, не разглядеть дальнюю стену. Может её вообще нет? Да я бы и не назвал это комнатой. Пещера.

Над головой чёрная бездна. Свисают канаты лохматых корней, их так много что кажется всё опутано волосатой паутиной. Стены, грубый нетёсаный камень, мокрый, холодный. Зелёный мох вылезает из щелей, торчит из трещин.

Большие, бесформенные куски стекла источают голубой свет. Разбросаны эти стёкла повсюду. Где у самого пола вросли в камень, но чаще выступают из стен. Большие с мою голову, малые, совсем крохотные с ноготь. Чем меньше, тем ярче свет. А вот с потолка ничего не светит, чёрное всё.

Под ногами гладкие плиты. Тепло, даже жарко. Пахнет жареной рыбой, пригоревшим мясом и травой чимкой. Много её на болотах, запах мягкий с кислинкой, чуть подванивает застоявшейся водой.

— Бродяга!!! — Послышался оклик. Мне на встречу спешит Сюндель в таких же бусах, как у меня. Вот только ракушки у него глядят в разные стороны. Некому подсказать, поправить.

— Ты где запропастился?! — Кричит Карлуха, семенит за Сюнделем едва поспевает. — Гунька! — Прикрикнул мелкий. — Почему так долго?

— Чего сам не пошёл? — Ворчит Гунька. — На дворе холодина, дождь. Насилу отыскал Бродягу.

— Видал как тут? — Сюндель окинул взглядом пещеру. — Красотища. Курорт, да и только. — Радуется он как ребёнок. Гладко выбрит, одежда сухая, чистая.

— Мы тут. — Карлуха обхватил меня за пояс, обнял и тут же отступил. — Ты чего такой? — Коротун выпучил и без того немаленькие глаза. — Мокрый, грязный. Тебя где носило?

— Рассказывай. — Сюндель взял меня за руку, осмотрел оцарапанную ладонь. — Где угораздило?

— Да так. — Отмахнулся я и побрёл к озеру. Рассказывать о своих злоключениях нет желания. Единственное чего хочу, так это отогреться. Упасть в тёплую воду и не вылизать пока не выгонят.

Вода бирюзового цвета, не стоит она на месте, покачивается, переливается. Синие стёкла из-под воды светят. В озере их куда больше чем на стенах и полу вместе взятых. Вот только не озеро это — огромная неправильной формы чаша из белого камня с коричневыми потёками и прожилками. По берегам синяя глина, очень похожа она на подошедшее тесто. Запеклась глина, блестит как стекло, растеклась по берегам сползла в воду. У самого дна я заметил чёрные дыры, наверное, тоннели.

Подошёл к воде, потрогал. Загрёб обеими руками, умылся. Тёплая водичка, а пара нет. Странно это.

— В одежде нельзя. — Предупредил Карлуха. — Снимай вещи. Простирну вон за той глыбой — Глядит мелкий на огромный валун. Поднимается он стеной, закрывает чёрную стену. — Брошу на камни. Высохнут и глазом не успеешь моргнуть.

— Спасибо. — Потрепал я мелкого за шевелюру. Подмигнул, а он мне и поведал.