Псевдо - Виктор Крейг

Свежая футболка горчичного цвета – лучшего и не придумать.

Укус болит и создает дискомфорт. Терпимо.

Неожиданно наваливается усталость… Ноги слабеют. Организм требует отдыха и перезагрузки. Слишком много событий, слишком много потрачено сил.

Вопросительный взгляд.

– Не знаю. Здесь точно не останусь. Переночую… Может, у этих… молодых… Если дверь не заперта. К Сереге бы я не хотел… А утром посмотрим, что дальше, – я достаю магазин из пистолета.

Три патрона. Стоит обыскать тела. Возможно, найдется еще.

Возвращаюсь на кухню. Перешагиваю через одно тело, второе, третье… Сглатываю подступивший к горлу ком, делаю вдох и закашливаюсь. Будто вместе с воздухом, внутрь попало что-то…

Собственная слюна? Такое бывает… Не в то горло, как говорится.

Кашель только усиливается. Я держусь за край стола и буквально задыхаюсь. Беспомощно открываю рот, хриплю…

Трупы, мертвецы, тела… Они все смотрят на меня. Холодно, осуждающе…

– Зачем?

– Тебе полегчало?

– Оправдания!

– Мы не заслужили!

– Ты пожалеешь…

– Хр-хрхр-ррхрхрррр…

– Убийца!

– УБИЙЦА!

– Заткнитесь!!! – кричу я и переворачиваю стол.

Грохот вытесняет голоса. Кашель отступает.

Тяжело дыша, я спешно обыскиваю карманы тех, кто вломился в мою квартиру. Кроме сигарет – ничего. Значит, три патрона – это все, что у меня есть.

Прочь из кухни. Не споткнуться о Дикую… Подобрать сковороду. Пригодится. Пистолет на самый крайний случай будет ждать за пазухой.

Тревога.

– Не блевал, не волнуйся. Просто слюной подавился… Как в детстве, помнишь? А ты вечно давилась бабушкиными пирожками. С такой жадностью их ела… – я улыбаюсь.

Ослепительная улыбка.

– Да… Они были самыми вкусными…

Надежда в глазницах.

– Вернусь, сказал же. Не бойся, – я обнимаю Варю и ухожу.

Осторожно наступаю на входную дверь – лязгает. Не так громко, как могла бы. Рядом с ней я нахожу болгарку, лом и монтировку.

Монтировка… Она гораздо удобнее, поэтому беру ее вместо сковороды. Уже лучше.

Дверь к молодым распахнута. Я медленно, почти не дыша, захожу к ним.

На пороге валяются пакеты с раздавленными и залитыми скисшим молоком продукты. В куче разбитых яиц лежит пара телефонов с треснувшими экранами. На полу коридора размазано засохшее пятно рвоты болотного цвета, брызги которой есть и на обоях, и на тумбочке, и на белых женских кроссовках у стены.

Я закрываю дверь на оба замка. Думаю секунду…

– Эй! – бью монтировкой по деревянной напольной вешалке при входе. Пара курток, одна шапка, две кепки. Пластмассовая коротенькая ложка для обуви.

Тишина в ответ. Нет хрипов, нет шарканья. Никто не бежит ко мне, выпучив глаза.

Проверить все равно надо.

Гостиная, спальня, кухня, ванная комната и туалет – никого.

Жалобно заворчавший живот просит поесть. Не рискнув брать продукты из пакетов в коридоре, я открываю холодильник на кухне.

Банка консервированной кукурузы. Одинокая. Два сырых кабачка на нижней полке и зубчик чеснока.

Как будто открыл свой холодильник. Только алкоголя нет.

Я запираюсь в гостиной. На всякий случай подпираю дверь комодом. Задергиваю шторы и в полумраке, сидя на сером диване, ем кукурузу.

Металлическая ложка постукивает по металлической банке. В абсолютной тишине это звучит удручающе. Напротив – телевизор, диагональю не меньше метра. Я наблюдаю за своим отражением в его темном, выключенном экране.

Не моргаю.

Ложка за ложкой… Желтые зерна отправляются на переработку.

После второго «ужина» я ложусь на спину и засыпаю. Наверное, даже раньше, чем сомкнулись веки.

– И почему ты сам не поедешь? Обещал же! – возмущается Рита, когда сестра выходит из комнаты.

– Лишний час с родителями ей не помешает. Ты же знаешь, какие у них отношения, – я продолжаю невозмутимо сидеть в любимом бордовом кресле, но со странным ощущением… Как будто я – это вовсе не я…

– Вот именно! Не дай бог, они поругаются по дороге к нам!

– Не поругаются. Варя будет паинькой, – ощущение вроде бы уходит, появляется ясность.

– Та-а-ак! И что ты пообещал ей? – Рита прищуривает свои карие глаза и подходит ко мне.

– Я? Ничего! Да как ты смеешь подозревать меня в подкупе родной сестры?! – театрально всплеснув руками, я лукаво улыбаюсь.

– Признавайся!

– Так и быть… Модель скелета в натуральную величину. Она давно ее хотела.

– Я знала! – Рита садится на меня. – Повезло ей с братом.

Варя просовывает голову в приоткрытую дверь и корчит гримасу.

– Эй! Подождали бы пока я уеду! Устроили тут разврат при ребенке…

– При ребенке? А, случайно, не этому ребенку я только что доверил свою машину? И детям, кстати, не дарят никаких страшных скелетов! Это навредит их хрупкой психике и…

– Да все-все. Поняла. Уже еду! – ворча, но предвкушая подарок, она забирает ключи с тумбочки.

Я закрываю за ней дверь и возвращаюсь к Рите, застывшей у окна.

– Волнуешься? – спрашивает она.

– Я всегда волнуюсь, когда вижу твои трусики…

– Дурак! – Рита одергивает вниз поднявшийся край короткого халатика и поворачивается ко мне лицом.

– Если серьезно, то немного переживаю, – я улыбаюсь и обнимаю ее. – Я с ними и так не очень-то общаюсь… Но… Они ведь мои родители. Хотя бы один мой выбор одобрят.

– Уверен, что я им понравлюсь? Свадьба через неделю им тоже понравится?

– Ну… Сегодня об этом им не скажем. Не все сразу. И, да, я уверен, что ты им понравишься. Особенно то, что ты успешный адвокат… Жди кучу вопросов от отца и его повышенное внимание!

– Ладно… Люблю тебя… – она прижимается ко мне.

– И я тебя люблю. Все будет хорошо…

Рита с теплом смотрит в мои глаза, проводит ладонью по щеке и, притянув к себе, целует. Такие мягкие губы… Нежная, пахнущая миндалем кожа… Этот аромат кружит голову, ноги становятся ватными, и я теряю контакт с землей…

Наши сердца бьются чаще, дыхание становится глубже, а поцелуй из невинного перетекает в более чувственный и страстный. Я на миг открываю глаза и вижу, что лицо Риты, она сама и комната целиком отдаляются, вытягиваются в прямые линии, сужаются в точку… Затем все погружается во мрак.