Махавира - Александр Поехавший

тотально сливаться с окружающей явью, просто смотреть. Я выбрал тему дипломной: свидетель, как участник уголовного судопроизводства.

Я начал воровать одежду из торговых центров. Не каждый день, так раз в полгода крал что-нибудь из бутиков, где большая площадь и легче будет затеряться. Везде были собственные охранники, не такие, что бесполезно расхаживают телом, а стоячий бесполезнейший истукан. Именно в дни краж у меня загорелась маленькая мечта — стать охранником, но она жёстко подавлялась под гнётом эго, потому что частный охранник — это типа стрёмно, это типа лох. Вот именно этим и без типа я и возжелал стать, просто смотреть, как всё вокруг умирает. Я справедливо считал, что охранники — это качественно своеобразные российские монахи. Они на верном пути, но им не хватало лишь пальца, указывающего на Луну.

Я вытащил себе наплечную сумку, как у почтальона, рубашку, хотя я ненавижу рубашки. Кеды, что порвались за 2 месяца. На что нельзя жалеть было денег, так это на обувь. Мне было важно всегда идти удобно, всегда в одном темпе, не каждая подошва могла меня удовлетворить, не каждая форма, а индивидуально определённая — по личному вкусу. Я наблюдал свой вкус к живописи, к литературе, музыке, философии. Я ненавидел философию, но она лезла из всякого сжатого рта, от каждого встречного. Комплект бесполезных букв, вроде а почему так, а не эдак, а разорительные войны всё шли и при мне не было ни одного года, чтобы был Мир.

Я не мог никогда осознать, не мог манифестировать желание заниматься любовью. Это было единственным источником потери наблюдения. Я смотрел на девушек в торговых центрах, когда облюбовывал объект правонарушения. Они часами примерялись, ежедневно умирали в примерочных. Для чего им было это пёстрое разнообразие в одежде, если они сексуально пришибленные. Ну и что, что она нарядная, почему она не могла подойти к мужчине, мне этого никогда не дано было понять: почему они не могут лично выбрать себе внешне привлекательного мужчину. Почему они привыкли всю жизнь что-то получать от других.

Все ходили определённые несчастные, все ходили вечно неудовлетворённые, угнетённые своими же папками и мамками, удручённые неживым прошлым. Они не понимали, что всё вокруг не имело никакого известного смысла. Подавления отталкивали мужчин и женщин в разные стороны. Государству невыгодны несемейные, они не так усердно работали, не так вели себя, как было надо власть имущим. Узы брака, целомудрие, вечные обеты безбрачия, государство нормально так питалось всем этим, Государству нужно было больше семей для конвейерного производства рабочей силы. Всё это цементировало человеку тело, он неизбежно утрачивал сугубо внутреннюю свободу. Эти кретины женились и давали уродливые клятвы в непоколебимой верности. Значит кому-то не досталось тело другого. Твоё тело до самого покидания тела непрерывно принадлежало только другому, это было ненормально. Почему они легко ссорились и пропитывали друг другу эго.

Меня поймали в мастереспорта в Парк Порядке, когда я ничего не украл, это было забавно, потому что в рюкзаке у меня валялись клещи, я ими щёлкал грецкие орехи, но ими можно было и отламывать пищалки. Но я ничего не украл, я просто примерил лётную куртку. Он завёл меня за руку в подсобку, я наблюдал свою тишину в фазовом контрасте с возбуждением этого ничтожного частного охранника. По тону его голоса я сразу понял, что это когда-либо бывший мент, уволенный за крохоборческую честность или ещё что-то благородное. Я легко вспомнил в карманах куртки было что-то разломанное, типа пластика, кто то отлично поработал до меня, но почему-то не решился вынести вещь. Этот недоумок не засёк клещей на дне пустого рюкзака, рюкзак был почти пуст: кроме клещей, туалетная бумага и дезик. Он грозился мне вызвать полицию, слабо быковал, очень слабенько, он постоянно старался. Я даже трусы до колен снял, показал ему член, типа не украл ничего, даже под трусами пустота. Он потом настолько проникся моей отстранённостью, просил меня признаться в том, что я был профи. Я ничего не сделал и ничего ему не сказал, он вежливо попрощался и я ушёл.

Я украл диск с очередной частью моей любимой онлайн игры. Благодаря моему росту, диск как одинокое маленькое облачко проплыл над алармами. Шляпа злого волшебника скрывала ворованное от безучастных взоров секьюрити. Я вломился в туалет, как же я радовался такой условно приятной краже. Высшая радость мгновенно заглушалась зимним безмолвием, я наблюдал, как магазин будет проводить ревизию и образуется минус, недосдача. Я находился перед диллемой: простит ли магазин нехватку или раскидает по амёбным продавцам-консам. Поэтому я выбирал крупные торговые площади, потому что чем крупнее размах, больше ассортимент и больше выбор значит и валовая выручка выше конкурентов, а значит они должны.

Я годами не мог начать тырить еду, это выглядело так унизительно, но мне надо было попробовать несколько раз и по мелочи типа батончика шоколадки. Я начал красть шоколадки, их можно было всех удобней засовывать куда надо, я наблюдал то, почему я так не хотел ошибиться, наблюдал страх перед ошибкой, его полная бесполезность. Потому что я наблюдал своё молитвенное волнение во время совершения преступления, это значило, что я был не собой, я действовал не отдавая себе отчёта. Если что-то делаешь и волнуешься, прекращай либо делать, либо волноваться. Сидя в ванне и выискивая прыщи на гениталиях, я изредка отрывался и наблюдал неподвижно стоящие флаконы, молчащий свисающий кран. Время было уже мертво, оно всегда было таким, открытое пространство всегда оставалось совершенно неподвижным. И человек выкарабкивался из этой суммы, не мог себе вообразить, что остановка и есть жизнь.

Махавира стал просветлённым просто сидя в лесу.

Я скачал диплом из интернета. Просто распечатал пачку офисной бумаги и красиво сшил, читал раза два. Защитил на четыре. Итак, я стал первым в истории образовательной системы Поволжья, кто за 5 лет не дал ни одной взятки. Вся зачётка пестрила тройками, и я дожидался, когда её можно будет выкинуть на помойку. На вручении пришлось второй раз за жизнь нахлобучивать костюм, я ненавидел этот вид одежды. Я хотел ходить голый, чтобы все видели какое у меня было несовершенное тело. Подумывал, чтобы не было даже чаши для подаяния: чтобы накладывали живительный прасад прямо в руки. Чтобы все зрели, что никто также живёт и дышит, как и все и также вечно хочет заниматься любовью с девушками через анну.

Староста группы пятёрочница щеголяла красным дипломом, ей пришлось 5 лет стелиться под всевозможных преподов, выглядеть всегда всезнающей. Как же она