Кровь и туман - Анастасия Усович

Бен. Может, это остаточный эффект от той связи, которая была между нами, когда мы отправились в прошлое, а может всё дело в том, что в последнее время я стала слишком хорошо его понимать, но сейчас я хорошо читаю его эмоции, и шанс ошибки стремится к минимуму.

Пустой, расфокусированный, затуманенный взгляд. Сильно сжатая челюсть. Дёрганное движение, которым Бен зачем-то хлопает себя по козырьку кепки.

Теперь он будет меня ненавидеть.

— И чего ты планируешь этим добиться? — спрашивает Бен. — Мучить парня до тех пор, пока сердечко не ёкнет в ответ?

В конце он усмехается. Поднимается с кровати. Встаёт у письменного стола, и, готовясь к приходу Вани, даже снова принимает расслабленное выражение.

Это похоже на издевательство.

— Я чувствую что-то к нему, — защищаюсь я, но так слабо, что сама себе не верю.

— Уже? — брови Бена ползут вверх и исчезают за отросшей чёлкой. — Быстро ты.

— Это было и раньше, Бен, — с нажимом настаиваю я. — Между нами было что-то, что помогло мне его понять и принять ряд решений, которые…

— Которые, раз уж на то пошло, привели нас сюда, — Бен щёлкает пальцами. — В мир, кстати, тебе до дрожи ненавистный. И что? Удачно всё срослось, по твоему мнению?

— По моему мнению, это не твоё дело.

Бен чуть дёргает головой, демонстрируя мне всё своё неодобрение. Завязывается немая перепалка, где он выпячивает челюсть и долго выдыхает, а я скрещиваю руки на груди и едва сдерживаюсь, чтобы не кинуть в Бена тапком.

— Слава, тут гости! — доносится из коридора.

Дверь в комнату открывается сразу же. В щели появляются две одинаковые головы.

— Здарова! — декларирует Даня.

Когда на своё приветствие, излишне пропитанное энтузиазмом, он не получает ответа, его улыбка сползает с губ.

— Братец, тут нас, похоже, не ждали.

Близнецы заваливаются в комнату, где и без их присутствия, благодаря заряженной атмосфере, почти не осталось места.

— Мы по приглашению, — напоминает Ваня, имея в виду моё сообщение.

Он ставит сумку мне в ноги, опирая её на прикроватную тумбочку, тогда как Даня, свободный от любого багажа, с разбегу прыгает на кровать позади меня.

— Так что за срочность, и, главное, важность, что ты даже точки в сообщении поставила?

— Меня это прям напугало, если честно, — подаёт голос Даня. — Точки… Кто сейчас вообще их использует?

— Грамотные и адекватные люди? — уточняю я, оборачиваясь на Даню через плечо.

Ответом мне служит его пренебрежительно наморщенный нос.

— Давайте к делу, — Ваня останавливается рядом с Беном. Глядит то на него, то на меня. — Что у вас произошло?

— Ничего, — я встаю, отхожу к окну. Так мне видны все ребята сразу, и не приходится вертеться на месте. — Просто есть разговор.

— Хорошо, — осторожно произносит Ваня, кивая. — Давайте.

— Только прежде мне нужно, чтобы вы дали два обещания: выслушать до конца и не рубить с плеча.

Ваня и Даня переглядываются. За эту секунду, я уверена, они мысленно успели обсудить больше, чем это возможно было бы сделать вслух.

— Ты знаешь условие, — Даня ёрзает в моей кровати, собирая под собой до этого ровно постеленный плед. Теперь он сидит со скрещёнными ногами. — Мы не даём обещаний, которые не можем выполнить.

— Если вы меня любите, у вас просто не будет другого выхода.

Мне не стоило этого говорить. Лица близнецов меняются до неузнаваемости, и я с опозданием, но понимаю, почему: в этом настоящем мы втроём слишком близки, чтобы не воспринимать подобные слова всерьёз.

— Вот теперь я действительно напуган, — тихо сообщает Даня.

— Ты начнёшь или я? — спрашиваю у Бена.

Но он всё ещё зол, а потому лишь отрицательно качает головой, прощается с близнецами и уходит. Когда пустеет его место рядом с Ваней, я вижу на столешнице предмет, которого там раньше не было.

Бен всё-таки решил послушать маму и вернуть пружинку девочке со шрамом на руке.

Глава 5

Первым, стоит мне только замолчать, высказывается Ваня:

— Всё это не имеет абсолютно никакого смысла.

Он стоит в позе: вес тела перекинут на опорную правую ногу, согнутую в колене, одна рука сжимает спинку стула до побелевших костяшек пальцев, другая покоится в кармане джинсов, — вот уже, кажется, целую вечность. Его абсолютная статика пугает меня даже больше, чем динамика Дани, который в течение всего моего рассказа умудрился смять плед на кровати до состояния огромного кома и скинуть его на пол.

— Хотя, — Ваня переводит задумчивый взгляд с брата на меня и обратно, и так несколько раз, пока наконец не выбирает моё лицо как основную контактную точку. — Теперь странные разговоры о воспоминаниях не выглядят такими странными.

— Какие ещё разговоры? — Даня соскакивает с кровати, цепляясь ногами за одеяло и едва не падая на пол. — Вы уже о чём-то таком без меня разговаривали?

— Ага. О симптомах эффекта бабочки.

— Это о фильме? — Даня морщится. — Амелия его обожает, поэтому мы смотрели его раз двадцать, но…

— Не тупи, — обрывает брата Ваня. — О пространственно-временном явлении. Славе было любопытно, почему она ничего не помнит, но при этом на тренировке умудряется махать руками и ногами далеко не в произвольном порядке.

— Я не уточняла, что говорю о себе, — поправляю я тихо и не так уверенно, как хотелось бы. Пожалуй, прежде чем ввязываться в разговор с одним из самых умных среди нас, стоило дважды подумать, не разоблачит ли он меня ещё на подступе. — Хочешь сказать, ты сразу понял, что я спрашивала далеко не теоретически?

— Были мысли, — Ваня пожимает плечами. — Но я решил оставить их при себе, чтобы не спугнуть тебя. А то вдруг ты бы снова от нас закрылась.

«Закрылась». Я усмехаюсь. Ловко же он обогнул тему депрессии!

— Почему я всегда всё узнаю последним? — вмешивается Даня, максимально повышая голос. У меня даже мурашки по коже бегут.

— Вообще-то, вы оба — первые и единственные, кому я решилась выложить всё как есть, — говорю я. — Без недомолвок. Надеюсь, теперь некоторое моё поведение… — я откашливаюсь. Гордость и неспособность к признанию слабости перед другими встаёт поперёк горла. — … Точнее, его причины, стали для вас понятными.

— Ну да, — сообщает Даня. — Ты ещё неплохо держишься. Я бы на твоём месте вздёрнулся.

Он подходит к брату. Максимальная внешняя разница выходит на передний план, отражаясь во всём: в позе, во взгляде, в перекошенных губах, в сжатой челюсти.

— Спасибо за мнение, которого никто не спрашивал, наш ты оптимист! — прыскает Ваня.

Если раньше только он стоял передо мной, тогда как Даня ворочался сзади, на кровати, то теперь обе пары глаз пристально