После тебя только пепел - Алекс Хилл

– Вы считаете, что мой колледж хуже, чем какие-то там другие? – Елизавета Игоревна поднимает брови, от ее голоса веет ледяным порывом.

Один – ноль, дядя. Здесь у меня есть союзники, а у тебя – нет. Ощущаю небывалый прилив сил. Вера в то, что все получится, растет с каждым вдохом.

– Я считаю, что моя племянница…

– Ваша совершеннолетняя племянница, – поправляет его Елизавета Игоревна, – которая в состоянии самостоятельно принимать подобные решения. И, насколько я могу судить, она его уже приняла.

– Послушайте…

– Елизавета Игоревна, – горделиво подсказывает ему директор.

– Елизавета Игоревна, – сквозь зубы повторяет дядя, – думаю, вы не должны вмешиваться в дела моей семьи.

– А вы не думайте, Вячеслав Андреевич. Я не просто должна, а обязана. Алена студентка моего колледжа, а я отвечаю за каждого из них. Вам это понятно? Спешу известить вас, что я являюсь председателем совета охраны прав детей, оставшихся без попечения родителей, нашего округа, и мне не нравится то, что я сейчас вижу. У Алены есть личные права согласно федеральному закону номер сто пятьдесят девять. Если вы об этом забыли, то я напомню. Право на выражение своего мнения при решении вопросов, касающихся ее интересов, а также… – Елизавета Игоревна смотрит в мою сторону ровно секунду, будто хочет убедиться, что я тоже внимательно слушаю, – право на защиту от злоупотреблений опекуна.

Дядя Слава обливается потом, морщины на его лбу становятся такими явными и глубокими, что страшно смотреть. Взгляд мечется с меня на директора и обратно.

– Я должен поговорить со своей племянницей наедине, – только и выдавливает он. – Алена, идем!

Приказ ударяет плетью, но я переношу эту боль с достоинством:

– Поговорим здесь. Мне еще нужно успеть вернуться на занятия.

Его взгляд заменяет тысячу слов. Он удивлен и раздражен, он не знает, что делать. Самое странное, что я, глядя на него, впервые чувствую силу, а не слабость.

– Елизавета Игоревна, вы не оставите нас на несколько минут? – предлагаю я.

– Конечно, – тут же соглашается она, поднимаясь с места. – Мне как раз нужно поставить несколько подписей у секретаря. Я буду за дверью, – последняя фраза адресована дяде.

Стук каблуков отсчитывает секунды до взрыва. И как только дверь в кабинет закрывается, пухлые руки дяди, лежащие поверх стола, сжимаются в кулаки.

POV: Алена

– Ах ты дрянь, – тихо цедит дядя Слава.

– Не забывайте, где мы находимся, – произношу я, замечая, что он приподнимается с места.

– Ты мне угрожаешь?

– Я вас предупреждаю, угрожаете мне вы.

– О-о-о, как ты заговорила. Да я тебя… – злобно прищуривается он и кривит рот.

Его незаконченная угроза вонзается в нервные окончания, точно провода. Нет! Я не стану снова это терпеть! Его превосходство держится только на страхе, а я больше не хочу бояться. Не потому что нет причин, их предостаточно, но все они живут только в прошлом и будущем. И если прошлое я не могу исправить, то будущее изменить в состоянии.

– Я буду кричать, – бросаю уверенно еще одно предупреждение.

Дядя откидывается на спинку стула и сканирует меня взглядом сквозь толстые жировые складки, которые с трудом можно назвать веками. Его рот движется, будто он не может прожевать негодование. Надеюсь, ему так же противно, как и мне.

– Ты такая же… такая же, как она. Я думал, что выбил из тебя все эти замашки, но, похоже, этого было мало.

– Если вы попробуете хотя бы коснуться меня еще раз, можете начинать готовиться к суду. – Голос дрожит, но я не намерена сдаваться.

– Суду? Да что ты можешь, Алена? Ты! Против меня.

Вот она. Главная установка, которую внушил мне этот негодяй. Я ничего не могу. Он сильнее, потому что старше. Он кто-то, а я никто. Ложь! Я могу не меньше, чем любой другой человек в этом мире, просто забыла об этом. Но мне вовремя напомнили.

– Попробуйте и сами узнаете.

– Я лишу тебя денег, у тебя не будет ни дома, ни родственников… Ни-че-го.

– Вы уже это сделали. Ничего из этого у меня никогда и не было. Может, придумаете новую угрозу?

Дядя нервно разминает толстую шею и оттягивает пальцем ворот тонкого свитера:

– Думаешь, что справишься сама? Ты никчемная, как и твоя мать!

Содрогаюсь всем телом, слыша вновь эту фразу, которую только сейчас понимаю в полной мере. Большая часть его ненависти направлена не на меня.

– Хватит! – В моем голосе звучит металл. – Мне восемнадцать. Вы мне больше никто.

– Ты об этом пожалеешь, Алена. Помяни мое слово. Ты еще на коленях приползешь к моему дому. Мы ведь оба знаем, кто ты и чего стоишь.

– Вы совершенно не знаете, кто я.

И я, между прочим, тоже, но это всего лишь вопрос времени. Разберусь.

– Нет, Алена. Знаю. Ты слабая, жалкая, отвратительная дрянь, которая привыкла жить за счет других. Ты всегда такой была. С самого детства. Раздражающей копией своей твари-матери!

И вот опять! При чем здесь она?

– За что вы ее так ненавидите?

– Она убила моего брата. Этого достаточно.

– Они погибли. Оба.

– Погибли, – презрительно хмыкает дядя Слава.

Его ответ выбивает из колеи. Я ведь даже не знаю, что именно случилось с родителями. Помню похороны и два закрытых гроба. Помню, как плакал дядя и как бабушка не отпускала моей руки, хотя сама едва держалась на ногах. После этого дня тема смерти родителей стала запретной. И все. И все…

Дверь в кабинет открывается, и Елизавета Игоревна вновь занимает свое место за столом:

– Вижу, что вы уже поговорили.

Дядя Слава смотрит в стол и молча поднимается на ноги. Напоследок он бросает в меня взгляд с эффектом разрывной бомбы. В нем слишком много ненависти и всего одно обещание – «тебе же хуже». Он покидает кабинет, даже не попрощавшись, и я обессиленной жижей растекаюсь на стуле.

– Алена, ты ничего не хочешь рассказать мне? – спрашивает Елизавета Игоревна.

В голове тут же всплывают слова Мнаца и его раздраженный голос: «Ты хочешь, чтобы кто-то все сделал за тебя?» Хотела. Правда хотела. И сейчас есть такая возможность – нажаловаться и забиться обратно в угол. И кем я останусь после этого? Той же жалкой и беспомощной Аленой, о которую так удобно вытирать ноги? И еще неизвестно, чем все это может закончиться. Набираю в грудь побольше воздуха и поворачиваюсь к директору:

– Хочу спросить.

– Спрашивай.

– Есть ли у меня возможность перевестись на бюджетное обучение?