Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак

Вместо этого Марк на ужинах выступает в роли посредника: Лициния заранее объясняет ему, что и кому говорить. Затем, пока будет готовиться еда, Лициния на время оставит в покое повара, чтобы расспросить слуг о том, как принимают каждую перемену блюд, какое настроение царит за столом, какие обсуждаются темы. Раньше по приказу Лицинии слуги передавали Марку небольшие маленькие записки с инструкциями и советами, пока ее покладистый супруг не заявил прямо, что это делает его смешным в глазах гостей.

– …проследи, чтобы это подали только гостям на верхних ложах. Остальным сойдет мамертинское. Или, думаешь, лучше подать людям на нижних ложах остатки греческого вина, которое мы получили в подарок от одного из твоих клиентов? Вот бы и остальные твои клиенты были так же благодарны, как…

Марк смутно понимает, что жена говорит с ним о подаче ужина. Она уверена, как и многие другие римские хозяева, что действительно хорошее дорогое вино следует подавать только тем, кто занимает верхние ложи. Про себя он решает пойти наперекор жене – незаметно, но уверенно – и проследить, чтобы всем гостям подали качественное вино. Среди гостей, занимающих нижние ложи, – подающие надежды молодые люди, которые запомнят такую мелочь, как плохое вино, и в свое время с лихвой отплатят за унижение.

В римской столовой обычно три ложи (отсюда и название – «триклиний»). Гости возлежат на них, опираясь на локоть, по трое или по четверо на одном ложе, и берут еду со стола, вокруг которого ложи и расположены. Как правило, когда приходит время новой перемены блюд, слуги просто забирают стол с открытой стороны и приносят новый, уже накрытый. Обычно ужин предоставляет хозяину возможность продемонстрировать свое богатство, хороший вкус и наличие ценных связей, поэтому он постарается предложить самую лучшую еду, которую он – или, скорее, его жена – сможет раздобыть, самым влиятельным людям, которых ему удастся пригласить.

Среди римских аристократов считается дурным тоном обсуждать за ужином дела или политику. Напротив, разговор должен вестись на абстрактные темы. Можно, например, рассуждать о поэзии, демонстрировать эрудицию, обсуждая происхождение редких латинских глаголов и устроить тактичные, но остроумные философские дебаты. Когда Лициния еще направляла ужинающему Марку записки, она пыталась склонить его вести беседу именно об этих вещах. У нее ничего не получилось, поскольку те, кто присутствовал на ужинах вместе с Марком, никогда не бывали за столом аристократа и не собирались упускать шанс поговорить со своими коллегами.

На беду Лицинии, которая подслушивает под дверью, сейчас идет обсуждение ссудных процентов, имперского законодательства, провинциальных налогов и будущих урожаев зерна. Если и говорят о чем-то еще, то обычно обсуждаются перспективы той или иной команды, участвующей в гонках на колесницах, или шансы известного гладиатора в предстоящем поединке на арене.

– …до того, как флейта смолкнет. Марк, я знаю, что ты совсем меня не слушаешь. Что случилось, девушка?

«Девушка» – рабыня Селука, которая, несмотря на унизительную форму обращения, на самом деле на десять лет старше своей хозяйки. Проглотив обиду, рабыня передает хозяйке последнюю информацию от привратника: повар совершенно точно так и не прибыл. Теперь и повар явно опаздывает, а поскольку приготовленную еду он должен принести с собой, для званого ужина к этому моменту нет ни еды, ни кого-то, кто мог бы ее приготовить. Теперь Лициния горько сожалеет, что отпустила своего повара.

Ничего не остается, кроме как отправить к гостям гонцов с просьбой прибыть на час позже. А всем домашним слугам приказано обыскать территорию вокруг жилища повара и привести в дом Манида – если понадобится, силой. Лициния отдает приказы голосом, в котором слышится тихое отчаяние. Может, Марк сегодня и хозяин, но планирование и подготовка лежат на плечах матери семейства, которая отвечает за дом. Если званый ужин потерпит неудачу, которая угрожает ему прямо сейчас, Лицинии несколько недель придется терпеть притворное сочувствие друзей. Она смотрит на мужа:

– Это ты во всем виноват…