Пять лет замужества. Условно - Анна Богданова

– Белла Львовна! Милочка! Подойдите сюда! Познакомьтесь с Анфисой Григорьевной! – Иосиф Борисович наконец оторвал супругу от уничтожения салата оливье.

– Очень приятно! Очень! И каким вихрем, позвольте узнать, вас занесло в наш скромный N? – любезно улыбаясь, спросила Белла Львовна, которая грассировала на французский манер – казалось, будто она говорит с мягким акцентом, отчего складывалось впечатление, что она эмигрировала лет десять назад из столицы моды в этот захудалый городок. Однако госпожа Форшмак не только никогда не бывала в Париже, но и не знала французского языка.

И опять, в который уж раз последовала история о столичной суете и бетонных стенах.

– А скоро ль к нам выйдет Савелий Дмитриевич? – поинтересовался ювелир, а Анфисе в эту минуту в голову пришла престранная мысль: «Хорошо бы, если б этот Форшмак не был женат. Я бы в два счёта окрутила его и преспокойно прожила бы со стариком пять лет. Могли бы в разных городах с ним жить. И нужно же было ему в своё время эту кадушку подцепить!»

– Выйдет, выйдет, никуда не денется. Речь сидит повторяет. Неделю учил, никак запомнить не может! – злобно прокричала Коловратова и, вцепившись в Анфисину руку, потащила её в противоположный конец зала. Пропустив очередную рюмку водки, она указала на главного аптекаря города Антона Петровича Косточкина и с новыми силами поведала нашей героине, что ему сорок пять лет, что он имеет пять аптечных киосков, один аптечный пункт и аптеку в центре города, жену Агнессу Даниловну (да, да – Коловратова так и сказала – мол, помимо аптечных заведений, имеет и жену), сорока лет, болезненную, худую, юркую и писклявую, которая всюду суёт свой длинный нос (даже пытается сунуть его и в дела мужа, но безуспешно).

– Есть у них и дочь – Инка, препротивная девка! Ровесница моему Митеньке! Эгоистка жуткая, вечно всем недовольна, постоянно чего-то требует, закатывает истерики, изображает из себя ужасно больную. А тут недавно прошёл слух, что она беременна – видите ли, у неё голова закружилась, и она рухнула в сугроб, не дойдя до дома каких-нибудь двух метров! Это настоящий анекдот! Оказалось, что чертовка вовсе не беременна, а тайком от родителей пьёт уксус и периодически падает в обмороки, чтобы поиграть у них на нервах! – и Коловратова потащила Анфису в центр зала, дабы представить её чете Косточкиных. Снова история о московской суете, бетонных стенах, снова восторженные возгласы по случаю знакомства и т.д. и т.п.

Пока героиня наша пыталась оказать на аптекарскую семью самое благоприятное впечатление, позволю себе поведать об Антоне Петровиче то, что упустила в своём рассказе о нём Светлана Тимофеевна.

Господин Косточкин действительно помимо своей жены имел пять аптечных киосков, один аптечный пункт и аптеку в центре города, мухлевал с лекарствами, продавая подделки, и успешно уворачивался от налогов. Ему действительно сорок пять лет, и он довольно грузный для своего небольшого роста. Больше всего на свете любит вкусно поесть потому, что сладко спать ему не удаётся из-за ночных терзающих его кошмаров, связанных с налоговой инспекцией и людьми в милицейской форме. Также снится ему сон, будто бы он в зале суда. Он почему-то делает доклад о пользе активированного угля, и вдруг оказывается, что вовсе не доклад он делает, а говорит своё последнее слово перед вынесением приговора. И так он по ночам орёт, бедолага, что будит не только свою жену с белёсой дочерью, но и всё семейство начальника отделения связи, что живет с ним по соседству. Когда неприятная новость о прибывшей в N ревизорше из Москвы достигла его опушённых ушей, Антон Петрович сразу понял, что проверка эта касается только его одного и таинственная Анфиса Распекаева прибыла из Аптечного Управления по поводу именно его тёмной фармацевтической деятельности.

– Жаль, Кокосова нет! – с искренним сожалением проговорила Светлана Тимофеевна, отойдя от супругов Косточкиных.

– А кто такой Кокосов? И почему его нет сегодня? – оживлённо спросила Анфиса – её чрезвычайно заинтересовал человек с редкой ореховой фамилией.

– Единственный порядочный и безумно богатый человек! Наичестнейший человек! Наш банкир. Сейчас в Швейцарии. Его пригласили на съезд банкиров. Так-то! – с гордостью заявила Коловратова, будто говоря – мы, мол, тоже не лыком шиты! – Поехал укреплять сотрудничество между нашим, энским, и швейцарским банками, обмениваться опытом, развивать экономические, инвестиционные и научные социальные программы. Так мне перед отъездом и сказал!

– А когда, когда он обратно-то приедет? – с нетерпением спросила Анфиса, почувствовав, что поймала на крючок крупную рыбу, сравнимую, наверное, только с китом, хотя кита, конечно, на крючок вряд ли поймаешь.

– Не раньше чем месяцев эдак через пять, а то и шесть, – мечтательно сказала градоначальница.

– Да что ж там, в Швейцарии, столько времени делать-то можно? – сердце нашей героини обливалось кровью – не успела рыбка заглотить приманку, как сорвалась и исчезла в бездонном, мутном океане бытия – даже при огромном желании Анфиса ну никак не успела бы окрутить его за три месяца, отведенных её безжалостной полоумной тёткой.

– Ха! Что?! Развитие перспективных экономических, инвестиционных, научных и социальных программ времени требует – это вам не в бирюльки играть! Ах, какой мужчина! Мечта, а не мужчина! – и Светлана Тимофеевна закрыла глаза, пытаясь детально восстановить в своей памяти образ самого богатого и честного человека в городе. Он, пожалуй, один среди всех оставался равнодушен к бесстыжему вихлянию бёдер жены мэра, потому что не боялся никого и ничего, твёрдо стоял на ногах, ни от кого не зависел и никому не был должен.

– А он женат? – на всякий случай спросила Распекаева.

– Нет! Сорокалетний красавец, умён, не женат, сказочно богат и... обаятелен до помутнения рассудка, – с блеском в глазах и нескрываемой страстью в голосе проговорила супруга мэра.

«Всё как будто складывается против меня! Все как будто бы сговорились! И нужно же было единственному богатому человеку города уехать именно тогда, когда приехала я! И на такой долгий срок! Это катастрофа!» – в отчаянии думала Анфиса, в то время как Светлана Тимофеевна указала кивком на группу хорошо одетых мужчин и женщин, что вели между собой неторопливую беседу ни о чём с серьёзным выражением на лицах.

– Это представители так называемого слоя новой русской буржуазии. Все они за городом живут, в собственных коттеджах, – прокомментировала Коловратова.

– Да что вы говорите?! И все, наверное, своё дело имеют? – оживилась Анфиса, надеясь найти для себя мужа из прослойки новой русской буржуазии, раз уж с Кокосовым не получилось.

– Кто имеет, а кто в столице наворовал и теперь на проценты живёт. Взять, к примеру, Коноклячкиных, – и градоначальница подбородком своим ткнула в сторону довольно приятного человека (если не сказать красивого) лет тридцати восьми, светловолосого, светлоглазого, с незначительным излишком веса, с мягкими, инфантильными чертами лица. Вообще, если присмотреться к этому довольно приятному человеку, скоро заметишь в облике его детскость какую-то и необычайную флегматичность – он чем-то напоминал сонную муху, которую некстати раньше времени разбудили. – Никанор Иваныч Коноклячкин – дурак дураком. Представляете, голубушка, открыл завод по изготовлению резиновых перчаток для ног! Это ж дикость какая-то!